ПРОЕКТ РОССИЯ

Вступление

Когда Александру Македонскому предложили напасть ночью на превосходящие силы персидского царя Дария, он ответил: «Я не краду победу». Кто-то счел это легкомыслием, но Александр правильно рассчитал. Такой мощный враг, как Дарий, не капитулирует из-за материального и человеческого урона. Обладая гигантскими ресурсами, персидский царь без труда восполнил бы любые потери. Дария можно было победить, сломив его боевой дух, что возможно только в открытом бою. Мы находимся в аналогичной ситуации. Противника можно победить, сломав его дух. Враг имеет огромный материальный и интеллектуальный потенциал. Заставить врага дрогнуть может только наша предельная правота. Надо сорвать с волка овечью шкуру и обнажить его сущность.

* * *

На сегодня главной задачей является поиск людей, способных мыслить Веками, Континентами, Цивилизациями. Вопрос даже не в том, чтобы доказать верность наших постулатов, а в том, чтобы найти людей, способных мыслить масштабно. Не в масштабе той или иной отрасли, а в масштабе всей планеты. Что толку доказывать правоту нашей теории людям, изначально воспринимающим предложенный объем сумасшествием? С таким же успехом можно пригласить бабушку, торгующую семечками, к обсуждению проекта на миллион. Не может честный, добрый, смелый человек, мыслящий в масштабе «семечек», взяться за большое дело. Оно для него нереально не потому, что он увидел в нем какие-то дефекты, а потому, что оно выходит за рамки его восприятия.

Разговаривать с людьми, мыслящими мелкими категориями, равносильно разговору с детьми. С маленькими людьми каши не сваришь, потому что для них это нереально. Обратите внимание, мы не говорим «с глупыми», мы говорим «с маленькими». То есть человек может быть очень умным, досконально знать ядерную физику или устройство комариной лапки, однако все это свидетельствует о наличии интеллекта или значительного багажа знаний, но не масштаба мысли. Один ум, если нет масштабного мышления, ничего не решает. Нельзя делать то, масштаб чего не объял, потому что не поверишь в реальность дела. А не поверив, посчитаешь его бредом и пустой фантазией.

Люди, в целом понимающие и разделяющие нашу идею, но не привыкшие мыслить масштабно, как максимум могут поговорить на эту тему, и даже рядом постоять, но ничего конкретного никогда делать не будут. Потому что для них это нереально. А человек может заниматься только реальными делами. Для каждого своя реальность. Для одного реально огурцы выращивать, для другого страны завоевывать. Каждому свое, и изменить этот порядок вещей невозможно. Никогда маленький человек не будет заниматься большим делом, равно как и наоборот.

И это совершенно не зависит от наличия или отсутствия интеллектуального, административного и финансового ресурсов. Если многознающий профессор, могущественный чиновник или олигарх-миллиардер — маленькие люди, они будут понимать свой ресурс только как возможность обустроить личную жизнь. Если нищий и неграмотный человек является человеком большого масштаба, он, не имея ни одного из перечисленных ресурсов, будет замахиваться на дела колоссального объема. У кого что получится — другой вопрос. Мы говорим о намерениях как о показателе величины человека.

Несоответствие ресурса и действия есть своего рода феномен. Сами по себе большие ресурсы не могут подвигнуть маленького человека действовать сообразно большой проблеме. Даже если он понимает, что судно, на котором плывет, тонет, все равно предпочтет бездеятельную позицию. Спасать судно он никогда не будет, потому что не верит в то, что ему положено заниматься такими делами. У маленького человека духа не хватит взяться за большое дело.

Люди всегда действуют исходя не из знания действительности, а согласно своему масштабу мышления.

Масштаб человека в данном контексте определяется не габаритами тела и количеством прожитых лет, а масштабом мышления. В каком масштабе вы думаете и действуете? В масштабе себя? Семьи? Родни? Страны? Человечества? Ответ на этот вопрос и есть показатель вашего масштаба. Если все ваши устремления сводятся к покупке новых «игрушек», именно на это вы ищите деньги, по факту вы — ребенок в песочнице. Все дети стремятся «куличи лепить». Одни их слепили, другие мечтают слепить, но в обоих случаях устремления не выше куличей. С возрастом детская песочница видоизменяется во взрослую. Роль куличей и совочков теперь выполняют особняки и «Роллс-Ройсы». Меняется качество «куличей», но суть остается прежней — песочница.

Человеку с детским типом мышления свойственно заботиться только о себе. Поэтому, если он имеет ученую степень, состояние в 100 миллионов и возраст 50 лет, но думает только о себе, по сути — он маленький ребенок. Если вы думаете не только о себе, но и о своей семье, вы более взрослый. Если еще и о родственниках, вы почти совсем большой. Но все же ваша «взрослость» не дотягивает до требуемого масштаба. Нам нужны самые взрослые люди, способные сказать, что наша страна — это наша семья. Все беспризорники — наши дети. О них душа болит, как о родных чадах. Хочется их всех собрать, накормить и обогреть. Все эти несчастные бабушки — наши бабушки. Все мужчины и женщины, живущие своими маленькими заботами — наши родные дяди и тети.

Мы ищем людей, думающих и готовых действовать сообразно знанию. Мы ищем тех, кто способен ради блага России совершать действия, не завязанные на личную выгоду. Как в песне: «прежде думай о Родине, а потом о себе». Мы верим, есть еще люди, относящиеся к России как к родной семье. Если вы готовы действовать в мировом масштабе, и вас не смущает подобный размах, давайте объединяться. Потому что чем нас больше, тем их меньше. В этом залог успеха.

Сегодня люди ведут себя как бабочки-однодневки на тонущем судне. В силу масштаба мышления никакая «бабочка» не в состоянии осмыслить тот факт, что судно тонет. Живущая несколько часов «однодневка» не фиксирует проблему, потому что скорость затопления для нее незаметна. Когда над водой останется только одна мачта и счет пойдет на минуты, то есть скорость затопления будет равна скорости мировосприятия «бабочек», они поймут, что тонут. Но толку от понимания будет ноль, потому что уже ничего нельзя сделать. До этого момента сделать тоже ничего нельзя, потому что «бабочки» будут высмеивать всякую мысль о грядущей беде. Призыв к действию в обществе «бабочек» всегда есть глас вопиющего в пустыне.

Размах мысли маленьких людей никогда не выходит за рамки «посадить дерево, построить дом, воспитать ребенка». Все это, безусловно, прекрасно, но кто-то должен думать о посадке лесов, строительстве городов и воспитании народа. Если этим никто не занимается, если каждый делает все на свое усмотрение, судьба деревьев, домов и людей постепенно оказывается в руках хищников.

Вопрос: как дети могут защититься от умных и талантливых хищников, провоцирующих эти процессы? Ответ: никак. Никак и никогда. Когда дети остаются без родителей, они всегда становятся чьей-то добычей. Народ никогда не сможет защититься от геополитических процессов, нравственного развращения, колебания курса валют, ценовой политики и иных проблем. Масштаб мышления простого человека просто исключает такую возможность. Чтоб «дети» могли спокойно «лепить свои куличи», то есть ходить на работу, жениться, ругаться и развлекаться, нужны взрослые. Настоящий взрослый даже теоретически не может соблазниться использовать государственный ресурс для приобретения «куличей». Он никогда не полезет в песочницу, потому что самые лучшие игрушки имеют в его глазах нулевую ценность. Примером современного «взрослого» может служить, например, махатма Ганди, бывший правитель Индии. Когда он был никем, — ходил в простыне с палкой. Когда стал во главе почти миллиардного народа, остался в той же простыне и с той же палкой. Человеку такого масштаба в голову не могло прийти использовать ресурс государства в личных целях. Для него такое поведение было бы равносильно впадению в «детство» с последующей скупкой «детских игрушек».

Настоящая власть относится к тому, что составляет предел мечтаний маленького человека, так же, как отец относится к игрушкам своего малыша. Нельзя вообразить ситуации, в которой человек масштаба Ленина начнет думать, как ему разбогатеть, построить коттедж, купить яхту и т.д. Если только с ума сойдет. И наоборот, нельзя представить маленького человека, попавшего во власть и отказавшегося от такой возможности. Масштаб мышления и мировоззрения позволяет использовать государственный ресурс для формирования ситуации. Отсутствие масштаба исключает такую возможность. Потому что человек способен действовать только в границах своего понимания. С маленьким мышлением нельзя оперировать большими категориями. Нравственные качества здесь не имеют значения. Честные и нечестные люди одинаково быстро запустят разрушительные процессы, если масштаб их мысли мал. Самое печальное, что они этого даже не поймут.

Когда «взрослых» нет, глобальными процессами никто не управляет. Всем на все наплевать, никто не осознает размеров надвигающейся опасности. Наиболее активные и умные «дети» пробиваются к ресурсу страны, и «процесс пошел». Они распоряжаются ресурсом сообразно своему «детскому» мышлению. Посмотрите на чиновников. Разве они заботятся о состоянии страны и народа? Конечно, нет. Власть ими понимается не как власть отца, где благо семьи превыше всего, а как возможность за счет абстрактного общества приобрести себе новые «игрушки». Посмотрите, как олигархи распоряжаются ресурсом. Они ведут себя как мальчики, которым доверили бюджет детсада. Яхты покупают, футбольные команды, стрелковые клубы. Разве могут мальчики тратить бюджет на отопление и электричество? Конечно, нет. Они будут его тратить только на «игрушки» и «конфеты». Никто из них даже не поймет, что их действия являются механизмом, разрушающим общество.

Сегодня одни «дети», которым повезло больше, грабят и обманывают других «детей», которым повезло меньше. «Иобратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа, не мудрым — хлеб, и не у разумных — богатство, и не искусным — благорасположение, но время и случай для всех» (Еккл.9,11). В итоге одни разлагаются в пресыщении, другие засыхают в истощении. Навести порядок в «детсаде» некому. Потому что нет князя с дружиной, способного осмыслить ситуацию и предпринять соответствующие действия.

Все, что случилось с нашей страной, — есть результат целенаправленной работы. Были созданы условия, когда во власть могли попасть только умные и хитрые и обязательно маленькие люди. Не надо много ума, чтобы просчитать поведение маленького человека, получившего большой ресурс. Гарантией разрушительных процессов служит то, о чем говорилось выше, — люди даже не поймут, что они разрушают страну. Жуликам, получившим власть, будет казаться, что они просто хорошо устроились, что умеют жить и прочее. Честные, получив власть, будут бороться за свободы, права, строить цивилизованное общество, слабо представляя, что это такое. Совокупность действий тех и других уподобит государство кораблю, которым глобально никто не управляет. Одни будут распродавать горючее из корабельных баков, другие — демонтировать оружие ради «мира во всем мире». И никто не будет понимать, что происходит на самом деле.

Организовать такую ситуацию могут только очень масштабные и максимально закрытые люди. В эпоху развитых коммуникаций, когда в каждом доме интернет и телевизор, популярность исключает свободу действий. Она делает всякого известного человека заложником ситуации. Как только человек становится популярным, он перестает быть способным создавать ситуацию. Теперь он может только встраиваться в нее. Ситуацию создают те, кто сидит за шахматной доской, а не стоит на ней. Популярный политик всегда идет туда, куда его зовет сиюминутная ситуация. Кто не идет, тот превращается в политический труп. Поэтому у популярных фигур сегодня не может быть собственной долгосрочной стратегии. Реально — это пешки в очень большой игре.

Чингисхан как-то сказал про своего начальника, что он гениален и умен, великолепный организатор, у него железная воля, честь, совесть, что он храбр как тигр, но... никогда не стать ему крупным руководителем. Потому что он думает, будто все люди такие. Продолжая эту мысль, можно уточнить — взрослый не просто тот, кто способен заботиться о своем народе, но тот, кто понимает, что к детям нужно обращаться на детском языке и предъявлять требования в рамках их понимания. По понятным причинам им не надо рассказывать о геополитике, экономике и философии.

Для большинства сказанное являет запредельный масштаб. Единицы понимают тему, но и они вряд ли могут ее озвучить. В том числе из-за боязни натолкнуться на гигантское непонимание, осмеяние и вопросы типа: «Зачем тебе это нужно?». Странный вопрос, возможный только в больном обществе: зачем тебе нужно заботиться о слабых? Зачем спасать ребенка? В чем тут выгода? Как денег собираешься «поднять» на этом? В результате таких настроений негативные процессы никем не контролируются. Они идут своим чередом, люди живут своим чередом, а дела, между тем, все хуже.

Исходя из специфичности затрагиваемой проблемы, в первую очередь эта работа адресована людям, цели которых не ограничены рамками этого мира, а уходят в область метафизики. Чтобы составить полное представление о происходящих в России процессах, нужно связать их с процессами на планете. Чтобы осмыслить ситуацию на планете, нужно выйти в область метафизики, и связать ее воедино с окружающей действительностью. Кому предложенный масштаб кажется чрезмерным, тот вряд ли заинтересуется дальнейшим.

Сегодняшняя ситуация такова: под благовидным предлогом «детям» показали где лежат спички. Им объявили свободу от родительского контроля. Разожгли амбиции на «слабо», типа, любой человек имеет достаточно знаний для решения любого государственного вопроса. Дальше процесс идет сам по себе. И «малыши» сожгут, разорят и распродадут свой дом — это лишь, дело времени.

Часть первая. Идея

Глава 1. Новая стратегия

На наших глазах создается Последняя История. Начало третьего тысячелетия есть начало новой эпохи. Рушатся мировые империи, переоцениваются ценности. Гибнет старое устройство мира, рождается новое. История вновь ставит ребром вопросы, на которые, казалось, раз и навсегда найдены ответы. Что есть добро? Что есть зло? Где варварство? Где цивилизация? От верности ответов зависит жизнь каждого человека. Хуже всего будет тем, за кого ответят другие.

Абсолютные показатели свидетельствуют о наличии больших проблем. Наука, промышленность, сельское хозяйство, армия и образование разрушаются. Рождаемость, нравственность, образование падают. Смертность, проституция, наркомания растут. Где начало этих процессов?

Сегодня мир столкнулся с нетипичным способом ведения войны. Проигрывается одна партия за другой. Кольцо сжимается. После событий на Балканах, в Афганистане и Ираке, после того, как пала Грузия, Украина и Киргизия, легко угадываются последствия. Ситуация напоминает преддверие Второй мировой войны, когда наблюдалась повышенная активность вермахта. Сегодня заметна аналогичная активность информационных войск Запада. Просто так ни информационные, ни армейские силы в движение не приходят, поэтому в воздухе витает напряжение.

В общих чертах все всё понимают, но никто ничего не может сделать. На сегодня нет даже представления, как враг будет действовать. Завоюет, а что дальше? Это непонимание играет против России. Если во время наступления гитлеровских войск население знало, что его ждет, то сегодня оно не просто находится в полном неведении — люди дезориентированы. Им внушают, что Россию примут в мировое сообщество, и начнется нормальная жизнь. Комментарии на эту тему больше затуманивают положение, нежели проясняют его.

Такая ситуация бывает в шахматах, когда изобретается принципиально новая стратегия игры. Мастер, подобно ледоколу, ломает старые методы защиты, делает парадоксальные ходы и обыгрывает всех неожиданным способом. Механическое изучение последовательности ходов бессмысленно, потому что не раскрывает сути стратегического мышления. Все уже знают, какой следующий ход он сделает, всем все понятно, но это не спасает от поражения. Победоносное шествие продлится до тех пор, пока не будет уловлена логика ключевого момента, не будет понятно, в какой момент начнутся необратимые последствия. «Разбор полетов», сосредоточенный на этом моменте, дает новую стратегию обороны. Ответное стратегическое мышление приводит систему в равновесие. И снова победа в дальнейших битвах будет зависеть от личных качеств игроков. И так до тех пор, пока не появится новая оригинальная стратегия.

Глава 2. Благие намерения

Серьезность положения осознается всеми думающими людьми. Воспринимая беды России как личное поражение, многие горят желанием помочь стране. Одни восстанавливают храмы, другие содержат детдома, третьи борются с наркоманией, четвертые с безнравственностью, пятые думают, как реанимировать экономику или армию, шестые формируют патриотические СМИ. В рамках своего понимания и возможностей они делают много полезных и важных дел. Низкий им поклон за это. И все же, рискуя обидеть этих благородных патриотов, следует сказать, что до тех пор, пока каждый исправляет только видимую часть проблемы, не касаясь целого, энергия будет уходить «в гудок». Честные люди не превратятся в реальную силу, если не поднимутся над своими амбициями, над своей маленькой правдой. Если не признают, что каждый из нас прав в своей области, но не прав в целом. Борьба с наркотиками — это хорошо. Строительство храмов — отлично. Решение демографической проблемы — замечательно. Но пора понять, что если болен весь организм, бессмысленно лечить руку. Если капает с потолка, надо бороться не с лужей на полу, а с дыркой на потолке.

Чтобы спасти тонущее судно, нужно все силы бросить на заделывание пробоины. Если спасать отдельные каюты, утонут все. Действие имеет смысл, если оно скоординировано с общим планом. Действие ради действия бессмысленно. Возникает дилемма: или бездействовать под предлогом незнания, или действовать, заведомо понимая, что глобально это ничего не меняет. Второй вариант предпочтительнее хотя бы потому, что остается шанс перейти к конструктивным действиям. В бездействии шансов нет, кроме того, оно приводит человека к конфликту с совестью. Восстановление храмов предпочтительнее увеличения потребления. Хотя бы ради самооправдания.

* * *

Чтобы увидеть корень беды, нужно отказаться от шаблонного мышления и озадачиться одним-един-ственным вопросом: в чем причина? И тогда определиться: с чем нужно бороться? На чем сосредоточить усилия? Без обозначения краеугольного камня, то бишь цели, ради которой нужно действовать, невозможно начать последовательную работу.

У всех, кто достиг успехов в реализации своих целей, было главное — указание корня проблемы. Не будем исследовать, насколько верно указывалась причина беды, главное, что она указывалась. Когда большевики сказали, что источником беды является частная собственность и, если передать фабрики, заводы и землю в руки государства, остальные проблемы решатся сами собой, стало понятно, что делать. Чем больше теория выдерживает критики, тем больше она находит сторонников. Популистские призывы никому не интересны.

Чтобы увидеть причину, по которой тонет корабль, нужно спуститься в трюм. Кто рассуждает, не выходя из каюты, тот никогда ничего не увидит и не поймет. Учителя видят спасение в возрождении школ. Ученые — в восстановлении науки. Врачи — в устранении наркомании. Верующие — в покаянии. Демографы — в рождаемости. Военные — в армии. Хозяйственники — в промышленности и т.д. Все это хорошие люди, но, пока они не видят целого, кардинальное решение проблем невозможно. Все благие намерения сведутся к приспособлению под реалии Смутного времени. Если бы Минин видел спасение России в борьбе с туберкулезом или наркоманией, а Пожарский занимался благотворительностью и демографией, поляки бы только радовались. Если бы генерал де Голль спасал Францию восстановлением экономики, фашисты вручили бы ему Железный крест.

Снова на Руси Смутное время. Любая попытка действовать приравнивается к экстремизму и хулиганству. Всякую свежую мысль «однодневки» подвергают осмеянию и уничижению. Бескорыстный патриотизм, не дающий ни чинов, ни денег, понимается как идиотизм. Россия в реанимации, но ее лечением занимаются санитары, завхозы и мародеры. Одни делают бессмысленные примочки, другие причитают и охают, третьи под шумок с пальца кольцо втихаря стягивают.

В захваченных городах всегда звучит музыка победителей. В Берлине 1945-го года во всех ресторанах и кафе звучали советские песни. Зайдите сегодня в любое кафе или ресторан Москвы, послушайте, какая музыка доминирует в столице нашей Родины…

Глава 3. Ключевое понятие

Сила, способная вывести страну из кризиса, может возникнуть в результате объединения разрозненных частей в целое. Для этого нужно привести в движение социальные энергии. Это, в свою очередь, требует цельного мировоззрения, дающего объяснение происходящим процессам, и носителей идеи, собравшихся в единую команду. Без идеи патриоты похожи на врача, многословно описывающего болячки больного, но не ставящего диагноза и не предлагающего лечения. Нельзя бороться за все хорошее и против всего плохого, не уточнив прежде, что понимается под хорошим и плохим. И израильтяне, и палестинцы воюют за хорошее. Беда в том, что у них разное понятие о хорошем. Нельзя строить «вообще» хорошую Россию так же, как нельзя строить вообще «хороший» двигатель, прежде не уточнив принцип его работы. Если в ваших руках глина, вы не сделаете из нее ничего, пока не решите, что конкретно будете лепить — кирпич или кувшин.

Попытки оперировать социальной энергией без цельного учения превращаются в торгашество. Комично выглядит армия, состоящая только из обоза, без боевых частей. Еще комичнее государство из одной экономики, без идеологии. Сегодня патриотические энергии или распыляются, или имеют отрицательный вектор, потому что нет понятной непротиворечивой идеи, хотя бы теоретически позиционированной как ценность, за которую умереть не жалко. Демократическая демагогия, бытовой национализм, мытье сапог в Индийском океане или ностальгия по СССР — все это что угодно, но только не идея. Сами по себе призывы бороться с падением экономики и рождаемости, ростом смертности и преступности тоже не идея. Это лишь фиксация язв, тогда как нужно обнажить их корни.

Сегодня много говорят об идее, но никто не указывает, что же есть эта самая идея. В результате благие пожелания, вроде «чтоб всем было хорошо, а плохо не было», принимаются за идею.

Что же такое идея? Это главный, основополагающий принцип, определяющий природу объекта и характер его деятельности. Например, идеей двигателя является принцип перехода одного вида энергии в другой. Идея парового двигателя одна, бензинового двигателя другая, электрического третья, и т.д. Все остальное — дизайн, цвет, вес и прочие параметры — вторично. Пожелания типа «чтоб он хорошо работал», не есть идея.

Государство — это гигантский механизм. Политическая идея есть принцип работы государственного механизма. Различие государственных моделей происходит из разных принципов формирования власти. Идея двигателя — источник энергии. Идея государства — источник власти. В этом контексте есть три источника власти: Народ, Сила, Религия. В рамках этих направлений сегодня развивается любая политическая теория.

Идея, принятая за ориентир, становится компасом, указывающим генеральное направление. Если его нет, страна уподобляется кораблю, плывущему неизвестно куда. Как говорил Сенека, такому кораблю ни один ветер не будет попутным. Безыдейным «судном» будет крутить рынок.

Глава 4. Фотография ситуации

Европа и Азия, Африка и Америка, Россия и Восток стоят перед лицом страшной угрозы. Экология, глобальное потепление, перенаселение и прочие проблемы, имя которым легион, сжимаются вокруг человечества. Как ребенку невозможно заметить передвижение часовой стрелки, так человеку невозможно заметить движение такого масштаба. Но стрелка движется…

Процессы имеют целенаправленный характер, из чего следует, что кто-то их инициирует. Кто это, мы увидим позже, а пока отметим, что Россия, обладающая огромной территорией, ресурсами и необычным народом, всегда мешала установлению мирового господства. Ее хотели расколоть, но все попытки силового решения «российского вопроса» в конечном итоге давали обратный результат. Феномен в том, что мощь нашей Родины после каждой отраженной агрессии росла.

Во второй половине ХХ века было разработано принципиально новое, не силовое решение уничтожения России. Первым шагом, совершенным посредством манипулятивных технологий, был раскол СССР. Когда идеологическое мировосприятие советских граждан заменили потребительским, возникла новая мировоззренческая база, на фундаменте которой выстроили светлый миф о Западе и темный — о России. В государственном организме возникли глубокие трещины, куда стали забивать различные клинья, от преклонения перед Западом до межнациональной розни. В итоге СССР был уничтожен.

Вторая часть операции — раскол России. Так как силового решения задача снова не имеет, вопрос решается через изменение системы формирования власти. Логика следующая: сначала внедряется система, объявляющая обязательным условием постоянную смену власти. Потом, на базе этой системы, нарушается преемственность власти. В итоге страна должна развалиться.

Чтобы осознать, вследствие чего достигается разрушение, нужно понимать, что всякая власть по своей природе тяготеет к постоянству и преемственности. Это ее естественное состояние. Если же воспрепятствовать этому тяготению, начнутся разрушительные процессы. Регулярная смена руководящего состава гарантирует развал страны. Это факт, вытекающий из природы человека. Не может правитель, имея власть на час, строить планы на два часа. Не может временщик относиться к объекту как хозяин. При системе правления «халиф на час» государственно-стратегическое мышление закономерно заменяется сиюминутно-коммерческим. Это, в свою очередь, провоцирует постоянный передел в экономической и административной сфере, что приводит к разрушению ключевых узлов и росту социальной напряженности. По накоплении критической массы государственная конструкция развалится сама собой, потому что действия временщика определяются не долгосрочной целесообразностью, а сроком, на который получена власть. Краткосрочные программы, ориентированные на сиюминутное благо, без генерального направления приобретают разрушительный для общества характер. И дело здесь не в личных качествах того или иного человека, а в сущности системы. От нее зависит формирование типа сознания и модели поведения. Люди всегда выполняют правила, которые диктует система. Поменяйте систему, — изменятся люди.

Ситуацию добивают «демократические» выборы. При современных правилах игры битва за власть превращается в битву технологий манипуляции сознанием. Фактически система выборов осуществляет селекцию кадров, пропуская к «рулю» только тех, чьи обещания более правдоподобно выглядят. Но такая комплектация руководящих кадров означает, что, по мере вымирания людей «старой закалки», ключевые посты займут люди с сознанием хищника. Осознавая временный характер своей власти, они будут стремиться взять как можно больше, а дать как можно меньше.

На сегодняшний день сознание правительства моделируется условиями, возникшими вследствие демократических процессов. Вместо ориентиров предложены предельно общие термины типа «свобода», «равенство», «процветание» и прочее. В итоге власть оказалась сориентированной лишь на экономику, не имея понятия о генеральном направлении движения. Как следствие, государственное мышление подменилось коммерческим. Началось разрушение промышленности, образования, науки, армии и т. д. Происходит так не потому, что Россия в одночасье наполнилась плохими людьми, а потому что коммерческий подход убивает некоммерческие институты. Экономика, если она нацелена не на благо общества, а на голую прибыль, превращается в пылесос, высасывающий из общества все соки. В таких условиях все и вся загибается на корню, механизм идет вразнос. Врагам остается только заботиться о сохранении созданных условий. Обратите внимание, зачинщики «оранжевых революций» требуют лишь одного: соблюдайте конституцию. Действующая же сегодня конституция объявляет текучку кадров центральным требованием. На практике это требование еще ни разу не выполнялось в полной мере. На сегодня мы худо-бедно существуем лишь потому, что сохраняется преемственность власти. КПСС, Горбачев, Ельцин, Путин — все это звенья одной цепи, продолжение советской власти. Система стремительно разлагается, но она еще существует. Когда преемственность исчезнет, — система развалится. Страна превратится в город, отданный на разграбление. Картины будут воровать не посредством махинаций, а вырезать ножом. То, что мы видим, — еще цветочки. Ягодки впереди, когда порвется великая цепь преемственности. Порвется и ударит, как у Некрасова, «одним концом по барину, другим по мужику».

Там, где Западу удалось нарушить преемственность власти, — на Украине, в Грузии, Киргизии — начался период активного распада. «Правители», вытащенные из ниоткуда, скоро уйдут в никуда. Их сменят другие такие же, и так до тех пор, пока Запад не решит, что нужная кондиция достигнута. Когда черновая работа будет завершена, новые земли включат в чужую систему. В новой системе нет места ни украинцам, ни грузинам, ни киргизам.

Чтобы исключить всякую форму преемственности, руководящие лица не просто должны меняться. Что толку менять Ельцина на Путина и так далее? Процесс разграбления идет слишком медленно. Запад опасается: вдруг за это время что-то произойдет и Россия снова окажется в силе? Вот они и куют железо, пока горячо. Чтобы процесс разрушения ускорился, ключевые посты должны переходить в руки оппозиционной команды. Новая команда должна быть именно оппозиционной. Это гарантирует полную смену высшего и среднего управленческого звена, исключая любую форму преемственности. Неустойчивость власти рождает кучу начальников, не понимающих ситуации и не знающих, что делать. «Когда страна отступит от закона, тогда много в ней начальников» (Притч. 28,2). В такой ситуации огромная Россия развалится на ряд карликовых государств.

Когда нас спрашивают, а как же США или другие демократические страны, мы говорим: не надо заблуждаться. Во всех демократиях меняется только видимая часть власти. Силы, задающие генеральное направление, остаются неизменными, сохраняют преемственность и наследственность. Примерно так, как это было в СССР, только выборный спектакль более качественно продуман.

Сегодня мы находимся во второй фазе операции. Первый шаг — установление системы, объявляющей постоянную смену власти главным условием, — пройден. Фундамент для «оранжевых революций» создан. Через четыре года смена власти возможна, через восемь лет смена власти обязательна. Если на момент возможной смены есть шансы сохранить преемственность, то на переломном этапе, в момент обязательной смены власти, таких шансов нет. Россия, мировая сокровищница ресурсов, — слишком привлекательный кусок. Слабая команда никогда не сможет его удержать. Править такой страной может только очень сильная команда. Но тотальная безыдейность верхов исключает создание настоящей силы.

Последние времена не обещают ничего хорошего. Если Кремль будет превращен в проходной двор, следом грядет ослабление и крушение России.

* * *

Китами «оранжевых революций» являются три составляющих: оппозиционная элита, недовольные массы и коммерческие СМИ. К часу «X» народ приучат к мысли, что действующее правительство виновато во всех бедах, и его надо заменить. Далее, с одной стороны, на улицы выводятся массы (это чистая техника), с другой стороны, раскручивается бренд какой-нибудь прозападной оппозиции. «Свободные» СМИ освещают события с соответствующими комментариями, и революция готова.

Вероятность, что эту ситуацию будут разыгрывать региональные лидеры, стопроцентная. Под лозунгами независимости и суверенитета, опираясь на «мнение народа», они сделают все возможное, чтобы выскочить из-под влияния Москвы. На этом поле идет очень серьезная игра. Упор на амбиции маленького человека, стоящего у власти. Всей ситуации он гарантированно не понимает, и потому несложно вложить ему в голову мысль, что быть президентом независимого государства куда лучше, чем быть назначенным губернатором. В итоге еще целая армия борцов за свободу. Фокус в том, что их не надо даже финансировать. Они сами пойдут туда, где им повесили «морковку». Их руками враг реализует свою главную задачу — разорвать Россию. Когда будет устранено последнее крупное препятствие на пути к мировому господству, примутся крошить «независимых». Но они этого не понимают, это не их масштаб. Ими движут сиюминутные блага, на которых спекулируют масштабные игроки.

Россия такая огромная, что и после возможного отпадения некоторых территорий она по-прежнему будет одной из самых больших стран. Для достижения главной цели ее будут дальше ослаблять нашими руками. Из оппозиционной элиты сформируется правительство, члены которого гарантированно будут людьми с микроскопическим масштабом мышления. Другие просто не могут играть в игру «отстоим свободу». Действия «маленьких», когда они придут к власти, заранее понятны, — начнут передел в экономической и административной сфере. Дальше процесс пойдет своим чередом. Социальные энергии из созидательного русла будут перенаправлены в разрушительное.

Даже если новыми лидерами станут честные люди, ничего не изменится. При плохих правителях разрушительные процессы пойдут быстрее, при хороших — медленнее, но пойдут они в любом случае.

Если допустим, кто-то из правителей прозреет и поймет характер происходящего, это ничего не изменит. Получится как в Библии: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл.1,18). Иллюзии самых честных людей рассыплются, потому что любой умный человек поймет, что за четыре года в масштабе страны даже силами единой команды ничего не сделаешь. Противоречивый коллектив в такой ситуации вообще недееспособен. Когда произойдет крушение прежних установок, включатся механизмы коллективного бессознательного, состояния, когда человек утрачивает свои сознательные установки и оказывается во власти инстинктов. Так ведут себя люди в состоянии паники. Начнется строительство «запасных аэродромов» и прочие действия, стандартные для всех временных правителей. Все это будет способствовать разрухе, усиливать кризис, порождая новую волну недовольства и новую оппозицию. И снова все по второму, третьему и так далее кругу. До тех пор, пока система не будет разрушена.

По сути, любое временное правительство с момента прихода во власть готовит «дрова» для топки следующей «революции». Ситуация безвыходная, потому что врагов как бы нет. Всех, и массу, и элиту, и даже технологов, используют втемную, как инструменты. Потому что человек без цельного мировоззрения всегда инструмент, который продается, как картошка на базаре. У него нет принципов, и он готов делать что угодно, если это ему выгодно. Как правило, вопрос в цене. Для него любая работа определяется не целью, а фактом сиюминутной выгоды. Если выгодно вставлять в фильм эротичные сцены, их будут вставлять. О том, что это косвенно способствует уничтожению народа, «инструмент» даже задуматься не способен. Он просто хочет больше заработать денег, вот и все.

Реальную цель видят только большие игроки, планирующие все эти революции и демократии. Они всем, от дворника до политика, развешивают «морковки» в нужных местах, и люди идут в нужных направлениях, удовлетворяя свои сиюминутные потребности. Массы хотят хлеба и зрелищ. Элита рвется к бюджетной кормушке. Технологи зарабатывают деньги. По факту видно, что «бабочки-однодневки» сами своими руками роют себе могилу. И никто из них никогда не сможет просчитать долговременный вред от своего действия и бездействия. Человечество с завязанными глазами бежит в пропасть, и остановить его пока некому. Сегодня Россию, равно как и любую другую страну, разрушают не какие-то коварные диверсанты, а собственные социальные энергии. Какой-то злой стрелочник перевел стрелку в другую сторону, и поезд помчался в пропасть. Недееспособность всех системоообразующих институтов делает ситуацию неуправляемой.

Население. Не понимает сути происходящих процессов. Разрушение страны большинством воспринимается как естественный ход событий. Никто не хочет оценивать ситуацию по результатам. Все оценивают ее по репортажам СМИ, упорно навязывающим мнение, что у нас «все хорошо, прекрасная маркиза». Если бы люди могли провести сравнительный анализ, они бы увидели, что, когда нас бомбили настоящими бомбами, Россия несла несравнимо меньшие потери в живой силе и экономике. Сегодня, в так называемое «мирное время», мы теряем больше, чем во время Великой Отечественной войны. И эти потери лавинообразно нарастают. Но население вместо солдат во вражеской форме и падающих с неба бомб видит неоновую рекламу, захватывающие сериалы и глянцевые журналы. В таких условиях правильно оценить ситуацию народ не может.

Правительство. Система «халиф на час» пропускает к рулю только «маленьких». Если даже там попадутся «взрослые», ограничение в сроке правления исключает действия, адекватные ситуации. В условиях временной власти органы управления оказываются захлестнутыми сиюминутной политической и экономической текучкой. Стратегическая активность исключается в принципе.

Армия. Беспомощна против используемых технологий. Вооруженные силы СССР были несравненно мощнее сегодняшней российской армии, но и они не смогли противостоять новым технологиям захвата. Кроме того, о каком противостоянии можно говорить, если сфера действия пушек и сфера действия информационного оружия находятся в разных плоскостях. Самый современный танк бессилен против телевизора. В сложившейся ситуации бесполезны любые армии и любое оружие. «Не спасется царь множеством воинства, исполина не защитит великая сила» (Пс. 32,16).

Религия. В условиях дезориентации и духовной вы-холощенности население воспринимает веру как нечто отдельное от жизни. Вера сама по себе, жизнь сама по себе. В итоге ориентир по жизни каждый сам себе выдумывает. СМИ, призывающее брать от жизни все, становится главным пророком. В здоровом обществе вера побуждает человека действовать адекватно сложившейся ситуации. В больном обществе духовные лидеры не могут следовать примеру патриарха Гермоге -на. В Смутное время можно было призвать народ к борьбе, поскольку было к кому обращаться. Сегодня обращаться не к кому. Подавляющее большинство верующих считает, что участвовать в судьбе своей Родины — это политика, грязное дело. А посему Россией должен заниматься кто угодно, кроме верующих. Если наши предки считали показателем веры участие в судьбе своей Родины, то современные верующие показателем веры считают неучастие, максимальное дистанцирование от своей Родины. Сегодня вера это больше выполнение обрядов, чем дела, диктуемые ситуацией. Но винить в этом людей не стоит. Такое понимание веры не само по себе образовалось, его смоделировали.

Спецслужбы. Недееспособны. Оставаться в рамках существующей системы и одновременно противостоять событиям, которые провоцирует эта система, ни практически, ни теоретически невозможно. Тактика «оранжевых» технологий носит сугубо законный характер — разрушение государства достигается «мирными» методами, на базе, гарантируемой конституцией. Звучит дико, но сегодня основной закон России охраняет силы, разрушающие наше отечество. Получается, чтобы защитить государственную систему, нужно выступить против законов этой системы. Выступить не эпизодично, как порой бывает, а системно. Возникает замкнутый круг, где любое действие или бездействие имеет отрицательный результат. Бездействовать — значит позволить разваливать страну. Предпринять реальные ответные шаги, значит, плеснуть керосина в огонь «революции».

Политические структуры. По сути, все наблюдаемые в нынешней ситуации партии являются бизнес-структурами, делающие свой бизнес на ситуации. Изначально созданные на наемном принципе, они по своей сути не способны дать ни одного человека, готового бесплатно защищать продекларированные идеи. Если завтра «партийцам» перестанут платить зарплату, они разбегутся. Ловкие коммерсанты, назвавшись политиками, делают то, что несет им выгоду. Как правило, это простые обыватели с соответствующими желаниями и масштабом мышления, оказавшиеся хитрее своих «коллег».

Куда ни кинь, всюду клин. Первые признаки недееспособности власти вызовут лавинообразные процессы. И снова, как сто лет назад, побегут наши временные правители на свои «запасные аэродромы». А мы вновь окажемся в хаосе, размеры которого невозможно спрогнозировать.

Дальнейшие рассуждения из-за недостатка информации носят предположительный характер. Пока непонятно, чего хотят враги: ослабить или уничтожать Россию? Логично думать, что они не будут «умножать сущности без необходимости», то есть не будут развивать хаос сверх надобности. Если рассуждать логически, разрушение будет доведено до уровня, позволяющего поразить ключевые узлы и демонтировать ядерное оружие. Далее Россию разделят на ряд самостоятельных карликовых государств, а ее исторической части предложат роль естественного регионального лидера, выполняющего указания «свыше». Чтобы обеспечить управляемость, действующей на тот момент, власти позволят превратиться в постоянную элиту, сохраняющую преемственность.

На первый взгляд кажется, что описанное развитие событий не коснется простого человека. Рядовому гражданину совершенно безразлично, кто сидит в Кремле и какую политику этот кто-то проводит. Но дело в том, что игра против России ведется не ради власти и доступа к ресурсам. Все это — промежуточная цель. Окончательные цели, ради которых идет сражение, уходят в метафизику. Согласно идеологии противника, нам нет места на Земле. Это не предположение, это утверждение, выведенное из последовательного анализа ситуации на планете. Ниже мы приведем доказательства этого утверждения.

Глава 5. О защите

Перед лицом надвигающейся опасности нельзя обманывать самих себя. Трезвая оценка ситуации говорит, что сегодня нет ни стратегического плана обороны, ни понимания ситуации. Политика «халиф на час» превратила власть в хранителя «ключей от амбара», использующего ресурсный «обоз» не по назначению. Те немногочисленные интеллектуалы, которые верно оценивают надвигающиеся проблемы, одновременно демонстрируют… мощную импотенцию. В такой ситуации надеяться не на кого. Остается только самим действовать. И да поможет нам Бог!

Несмотря на кажущуюся безвыходность, Россия до сих пор располагает ресурсами, достаточными для разрешения проблемы. Вопрос в правильном их использовании. Не все битвы проиграны, главные сражения впереди. Каков будет их результат, зависит от того, как сегодня мы с вами себя поведем. Мы — это и правительство, и ресурсные люди, и патриотично настроенная часть населения, и вообще все, кто понимает серьезность ситуации и готов к действиям соответствующего масштаба.

Наша цель — составить представление о стратегической логике врага. Необходимо уловить тот самый «ключевой момент», о котором говорилось на примере с шахматами. Поэтому откажемся от эмоций и постараемся разобраться в ситуации. Поставим себя на место врага и подумаем, как бы мы вели себя, если бы хотели уничтожить Россию?

Первое, до чего бы мы додумались, это до бесперспективности силового варианта (в крайнем случае, понимали бы его как вспомогательную силу, которая потом сыграет свою роль).

Вслед за этим пришли бы к мысли, что оптимальный вариант — использовать существующие внутри России энергии в качестве разрушительной силы. Задача на уничтожение России свелась бы к тому, как ее социальные энергии задействовать в качестве оружия.

Чтобы решить эту задачу, нужно уловить принцип формирования государства. Если мы спросим себя, как образуется государство, то обнаружим, что любое государство формируется, когда общество концентрирует свою энергию в созидательном направлении.

Теперь надо понять, вследствие чего энергии общества начинают целенаправленно течь именно в созидательном направлении? Ясно, что случайно, сам по себе, такой целенаправленный процесс начаться не может. Для этого нужен механизм, направляющий естественные человеческие устремления в созидательное русло. В основе работы этого механизма — стремление к благу. Человеку свойственно искать состояние счастья. Сегодня это стремление задействуется потребительской системой. Она утверждает, что чем больше человек будет потреблять, тем больше он будет счастлив. Очень примитивные люди действительно находят счастье в модных утюгах и клубах, рассуждая в стиле лягушек из мультфильма «Дюймовочка»: «Поели, теперь можно и поспать. Поспали, теперь можно и поесть». Личность только от одного предложения искать счастье через обретение утюга на стенку лезет. Или в петлю.

Направление движения социальных энергий всегда определяется силой, создающей представление о благе. На заре человечества эту функцию выполняли религия и традиция. С течением времени эта функция переходила к первобытному государству. Чем больше общество оформлялось в государство, тем большее значение приобретала эта функция. Главнейшей задачей государства стало формирование определенного типа сознания. Всегда существовал государственный заказ на то, какими ориентирами должен руководствоваться человек. Учитывалась природа человека, его естественная жажда различных удовольствий, под коими понимается не только чувственная сфера, но удовольствие от благородства, честолюбия, нравственного поведения. Из людей, способных ощущать высокие удовольствия, формировалась элита духа, которая задавала движению масс нужное направление (подробнее об этом будет сказано ниже). Ключевой задачей государства было придать человеческим желаниям нужную форму. Если главная задача государства — формирование сознания — решена, создание экономики или армии есть вытекающее отсюда следствие и вопрос времени.

Контуры сознания, определенные как правильные, государство поддерживало посредством культуры, СМИ, школы и т. п. Заметим, что в природе не существует развлекательной, научной или специальной информации. Это всего лишь способ подачи информации, не более. Раз информация адресована сознанию, значит, она входит в сознание и совершает действие, формирующее сознание. Способ подачи информации определяет отношение к информации. Сложную информацию, касающуюся основополагающих моментов, никогда не доносят до человека путем логики. Здесь все наоборот, человек не должен задумываться над ней, потому что большинство окажется не способным ее понять. Сознание человека так устроено, что любую непонятную информацию оно относит к категории бреда, и отбрасывает ее. Ради интереса предложите любому простому человеку отрывок из какой-нибудь философской работы, и он, скорее всего назовет ее бредом. Не потому, что понял и сделал такое заключение, а потому что не понял. Все, что человеку непонятно, то бред. В непонятное он может только верить, но для этого нужен источник с соответствующим авторитетом. Поэтому сложные вещи всегда внедряются не в сознание, а в подсознание. Главную информацию человеку всегда скармливают контрабандой, минуя логический досмотр. Все эти спецэффекты и захватывающие сюжеты есть не более чем уловка, призванная отвлечь внимание. Пока человек сидит с открытым ртом, ему в это время закачивают основную информацию. Примерно к такого рода уловкам прибегает фокусник, отвлекающий внимание зала, чтоб выполнить подмену, манипуляцию и прочее главное действие. Хоп, — и фокус-покус готов.

Информацию, вложенную в подсознание, человек никогда не обнаружит. Но при решении главных вопросов он всегда будет отталкиваться от нее. Точка отсчета задает направление, предопределяя остальное. Такое поведение человек будет воспринимать как результат своего мнения.

Попробовал бы кто донести до сознания в логике, например, атеистическую информацию. Во-первых, атеистов бы не было. Во-вторых, слушать бы никто не стал. Поэтому сложная информация всегда преподносится в «крутом» и интересном формате. Массы ее впитывают и делают своим ориентиром. Какая это информация, истинная или ложная, для усвоения не имеет значения. Поэтому когда детям закладывают в подсознание вреднейшую теорию эволюции, платформу атеизма, ее вводят не пересказом нудных научных теорий, а через интересные и захватывающие рассказы и фильмы о динозаврах, живших миллионы лет назад. Косвенное формирование эволюционного мировоззрения приводит к явному формированию атеистического мышления. Примечательно, что непосредственные доносители этой информации, например, учителя, ученые и проч., сами не понимают истинного смысла своих действий. Это обычные маленькие люди, делающие то, за что им платят. Ученые, «просто» поверившие гипотезе Дарвина. Примечательно, что сам Дарвин про свою гипотезу говорил, что нет ни одного подтверждающего ее факта. До конца жизни он утверждал, что первое звено эволюционной цепи приковано к Божьему Престолу.

Певцы, журналисты, режиссеры, артисты и прочие деятели шоу-бизнеса еще более не осознают своей прямой причастности к формированию сознания. Они «просто» поют, «просто» пишут, «просто» развлекают или деньги зарабатывают. В итоге всего этого «просто» формируется личность.

Сфера воздействия на сознание всегда считалась «вотчиной» государства. Чужих туда никогда не допускали. Захват процесса моделирования сознания кем-то чужим означал смертельную опасность для государства. Чужой мог направить социальные энергии не туда, куда полезно народу и стране, а туда, куда полезно ему. Ярким примером служит сегодняшнее состояние наших умов.

Как только Запад прорвался в сферу формирования сознания нашего народа, первым делом он создал притягательный образ потребительскому стилю жизни. Всему, что мешало этой задаче, создавался отрицательный образ. Сегодня под знаменем свободы народу продолжают насаждать ориентиры, направляющие нашу энергию против нас. В первую очередь культивируется терпимость к любой категории греха. Все, что может нас интуитивно насторожить, маскируется под невинное развлечение. В результате под видом права личности на самоопределение из людей делают моральных уродов. Массы не усматривают сиюминутного и очевидного вреда во всем, что весело и ярко. Они летят к новому как бабочки на огонь. В итоге крылья обгорают, и они превращаются в червей, способных только ползать. Летать они уже не могут. Они не могут поверить в искренность высоких намерений. При таком «воспитании» общество превращается в беззащитную толпу, где каждый сам за себя. Утрата высоких идеалов оборачивается утратой способности к объединению, то есть к созданию структуры. Некогда гармоничная конструкция превращается в хлам.

Сократ в свое время указывал, что простой человек не способен проследить долговременный вред от нововведений. Он говорил, что следует остерегаться даже новой музыки, поскольку она может быть опасна для целостности государства. В способ игры, под видом того, что ничего злого не происходит, вкрадывается новое, меняющее направление сознания. Это новое укрепляется и постепенно, исподтишка, принимается за обычаи и занятия, выходит наружу, проявляясь в общении людей, а затем с великой дерзостью переходит к законам и государственным установлениям, пока, наконец, не перевернет все в личных и общественных отношениях. В итоге все хорошее оказывается плохим, и, наоборот, все плохое — хорошим. Самое ужасное, что никто ничего не понимает, потому что перемены идут со скоростью, которую человеческой меркой зафиксировать невозможно.

В словах Сократа глубочайшая истина, осмысление которой приходит, если оценивать общество не бытовой меркой, а государственной и онтологической. Сегодня темные силы, внося вроде бы незначительные детали в окружающую жизнь, достигают грандиозных результатов. Никто не знает, кто задает направление, но раз направление есть, следовательно, его кто-то задает. Этот «кто-то» — наш враг. Он прорвался к святая святых — формированию сознания нашего народа. Было бы лучше, если бы он прорвался к секретным ядерным объектам.

* * *

Чтобы выносить ребенка, нужно девять месяцев. Чтобы сформировать сознание, нужно поколение, а в идеале два, когда воспитанные новой системой родители воспитывают детей. Только при такой ситуации детям рассказывают сказки бабушки, а не диенеевские мультики. Временный правитель на четыре (восемь) лет не может ставить задач, выполнение которых требует 20—40 лет. На это способна только постоянная власть. Когда она отсутствует, моделированием сознания занимается враг. Делая из наших людей потребителей, он убивает Россию.

Когда правительство начинает оценивать государственные события мерками быта, государство превращается в беззащитную, легко разрушаемую конструкцию. Как черепаха без панциря. Массы, стремящиеся к чувственному удовольствию, ничего не видят и не замечают. Они пляшут, поют и идут за «морковкой». То, что морковка висит в направлении пропасти, массы никогда не смущает.

* * *

Разобравшись в логике противника, озадачимся стратегией обороны. Генеральная линия выводится из целей, противоположных целям противника. Если целью врага является постоянная смена власти, то есть разрушение структуры, следовательно, нашей генеральной целью является преемственность власти, то есть сохранение структуры. Само по себе понимание этого факта делает нас сильнее. По крайней мере, мы знаем, что сражаемся не за демагогию вокруг мифических свобод и прав. И не за место у кормушки. Мы сражаемся за установление постоянной власти.

С этого момента все встает на свои места. Враг знает, чего он хочет. Мы знаем, чего хотим мы. До этого мы были в неравных условиях, он знал свою цель, мы — нет. Теперь мы понимаем, что идет самая настоящая война. Нас хотят убить, но не энергией руки, держащей меч, не энергией пороха, посылающей пулю, и даже не атомной энергией. Нас хотят убить, используя социальную энергию. Россию хотят разрушить через манипуляцию недовольством масс и притязаниями элиты.

Против меча эффективен меч, против ружья — ружье. Нельзя оружием прошлого воевать с оружием будущего. Поэтому против социальной энергии эффективна лишь социальная энергия. Исходя из такой логики, наша главная задача — овладеть энергиями протеста и пойти в контратаку.

Часть вторая. Осмысление

Глава 1. Охватить всего слона

Наша планета — гигантский Механизм. Политические, экономические, информационные и социальные явления, словно гигантские реки, перемалывают людские судьбы, одновременно вращая турбины цивилизации. Движение Механизма подчинено определенным законам, и если люди не знают этих законов, они не могут ни создавать ситуацию, ни исправлять ее. Им не остается ничего, кроме как приспосабливаться к ситуации, сколь бы ужасна она ни была. Но приспособление к скрытым дефектам Механизма лишь усугубляет положение. Единственный реальный выход — искать пути исправления Механизма.

Чтобы вынести суждение о ситуации в России, нужно понять Россию целиком, что в отрыве от мировой истории невозможно. Задача расширяется тем, что нужно осмыслить Человечество и Историю не как последовательность событий и дат, а как единое целое, уловить гармонию ключевых актов истории в масштабе цивилизаций, континентов и тысячелетий, объединяющих эти события в одну гигантскую «реку» — Историю. Для этого нужно понять двигатель Человечества и Истории. При таком масштабе игнорирование частностей не просто неизбежно, но и обязательно.

Большая История сокрыта от нас невероятным количеством вторичной информации. Исторические пылинки, которые сами по себе ничего не значат, за счет своего количества создают огромные потоки, контуры которых видны только с большой высоты. Взгляд с земли воспринимает историю как нагромождение непонятных и непоследовательных фактов. Чтобы понять смысл сегодняшних событий, нужно взглянуть на ситуацию с высоты птичьего полета. Только так можно увидеть и понять направление Истории и природу двигающих ее сил.

Прежде чем попытаться понять, куда и какими шагами идет человечество, нужно отметить, что точный размер исторического шага определить невозможно. Величина его зависит не от количества кругов Земли вокруг Солнца, а от насыщенности времени. На одних отрезках истории шаг равен сотням лет, на других — десяткам. По мере следования шаг сокращается, время как бы сжимается. То, что раньше длилось 500 лет, сегодня происходит за 50, и тенденция к уплотнению сохраняется. Время будто сворачивается в водоворот, карусель фактов сливается в сплошное кольцо, в неразличимый вихрь, где отдельных эпизодов уже не рассмотреть. Чтобы уловить генеральное направление Истории, примем за шаг такой отрезок времени, на котором произошли фундаментальные изменения. В рамках этого отрезка события могут идти как угодно, даже вспять, но, игнорируя эту зигзагообразность, примем во внимание только пошаговую последовательность тенденций. Наша система будет пороговой, где шагом является накопление определенного содержания. Во избежание вопросов условимся смотреть по итогу, не обращая внимания на множество неизбежных при таком подходе противоречий.

Глава 2. Перводвигатель

Чтобы из понимания истории извлечь пользу, нужно составить ясное представление, что есть История и что значит понимать Историю. История любого объекта есть понимание природы этого объекта, понимание условий, в которых объект находится, и знание законов изменения этого объекта в этих условиях. Чтобы предсказать историю сосульки, нужно знать ее природу и окружающие условия. История сосульки сведется к превращению в лужу, которая затем испарится. Знание объекта и ситуации позволяет предугадывать историю. Что есть объект, сосулька или человечество, в принципе не имеет значения. Зная базовые особенности природы объекта и ситуацию, в которой он находится, вы знаете его будущее. Историю нужно понимать как изучение природы объекта, и из этого делать выводы. Простая фиксация событий есть не история, а архив фактов, фиксирующих уже случившееся. Кто не понимает природы объекта, в нашем случае человечества, тот никогда не сможет понять Историю человечества.

Чтобы понять принцип развития Истории человечества, нужно понять природу ее движущей силы, ее перводвигатель. Что толкает историю именно в том, а не ином направлении? Двигателем всякой цивилизации является природа членов этой цивилизации. Цивилизация инопланетян развивалась бы совершенно иным путем, нежели человеческая цивилизация из-за разницы в природе.

Нашей цивилизацией движет человеческая природа. Следовательно, нужно понять самую суть человека. Это и будет точкой отсчета, отталкиваясь от которой мы уловим общую гармонию тысячелетий и увидим, куда движется человечество.

Чтобы выполнить поставленную задачу, нам придется порассуждать на отвлеченные темы, оставаясь в рамках логики и здравого смысла. От сакральных тем пока будем уходить.

Итак, человек. Противоречивое, сложное существо, наделенное уникальными способностями и потребностями, телесными и душевными. Центральное требование тела — инстинкт самосохранения. Человек хочет жить. Это желание основано не на логике и расчете, оно является неотъемлемым свойством нашей природы. Самая сильная телесная страсть смиряется перед угрозой смерти.

Центральное требование души — самооценка. Каждый человек знает себе цену. Все остальное крутится вокруг этой цены. Стремление соответствовать тому уровню достоинства, который мы себе определили, подчиняет наши мысли и желания. Таким образом, человека определяют две доминанты — инстинкт самосохранения и самооценка. Все побудительные мотивы базируются на этих двух данностях, но приоритетной является только одна. У одних людей последнее слово всегда за боязнью смерти, для других решающий голос имеет честолюбие. Одни готовы отказаться от жизни ради чести, другие — от чести ради жизни. Логика в ситуации выбора не играет роли. Человек, считающий честь высшей ценностью, оказавшись в пограничных условиях должен или умереть с честью, или определить себе новую цену и продолжать жить, утратив честь. Третьего не дано.

* * *

Общество состоит из ведомых и ведущих. Оно приходит в движение, потому что одни люди идут за другими. Чтобы понять, что направляет движение масс, нужно понять, что направляет тех, кто ведет массы. Раз люди всегда ориентируются на то, что считают высшей ценностью, получается, ведомая масса идет в направлении высшей ценности ведущих. Возникает вопрос: а кто ведущие и каковы их высшие ценности. Для этого нужно понять, что есть человек вообще, сам по себе, в идеале, вне зависимости от инстинктов и состояния души.

Главное отличие человека от других видов жизни — не разум и, разумеется, не тело. Главное — свободная воля, способность делать выбор. Я делаю так, как Я хочу, и потому Я— человек. Мои решения зависят не от внешних обстоятельств, а от чего-то внутреннего. Состояние свободы или несвободы — внутреннее состояние. Человек есть синоним свободы. Чем больше я свободен, тем больше я человек. И наоборот — без свободы нет человека. Абсолютно несвободный человек перестает быть личностью. Он превращается в животное, подчиненное инстинктам. Самый крайний вариант несвободы проявляется не тогда, когда тело заковано в кандалы. Крайняя несвобода наступает, когда сковано сознание. Проиллюстрируем эту мысль на примере маленькой истории про медведя, жившего в зоопарке в крошечной клетке. Он гулял, делая два шага вперед, два назад. Потом его перевели в большой вольер, но он продолжал делать только два шага вперед, два назад, потому что клетка «была» у него в голове. Загипнотизированный человек — тот, кому в голове «построили клетку». Он становится инструментом в чужих руках. Он зависим от чужой воли и чужой свободы. Получается, чем больше внутренней свободы, тем больше человека и меньше животного. И никакой инстинкт, даже инстинкт самосохранения, не есть решающий аргумент.

Абсолютно свободный человек не знает полутонов, не знает компромиссов. Он — полностью замкнутая система, он абсолютно независим, а если это невозможно, он умирает. Но умирает свободным, выбирая сам, а не по приказу страха или страсти. Даже страх смерти не может изменить действий свободного, потому что он свободен от власти страха. Он выше страха. Он — господин страха, а не его раб. Эталоном свободного человека является воин-монах, готовый в любую секунду пойти на смерть за свои идеалы. Высшая форма свободы проявляется в людях, выбравших служение Богу. Этот мир для них больше ничего не значит, все их устремления там, за границей этого мира. Они живут в ожидании смерти как перехода в вечную жизнь. Но если раньше такие люди воспринимались как естественные обладатели власти, то после некоторых перемен, о которых будет сказано ниже, они удалились от этого.

Если высший человек это свободный человек, то высшая форма самооценки — претензия на звание свободного человека. Низкая самооценка превращает человека в умное животное, полностью находящееся во власти инстинктов и желаний. Ничто не мешает животному удовлетворять, например, чувство голода, питаясь вместе с собаками на помойке. Люди становятся бомжами не в силу жизненных обстоятельств, а в силу нулевой самооценки. Им не стыдно делать то, что они делают, потому что они не ценят себя.

Каждый человек хочет быть свободным в своих действиях, поступать так, как хочет именно он, а не как его кто-то или что-то понуждает, в том числе и обстоятельства. Любому человеку хочется быть личностью, живущей по принципам, но жизнь вносит свои коррективы. Разные инстинкты, в том числе и инстинкт самосохранения, властвуют над человеком. Отстоять свою свободу способны единицы. Основная масса становится рабами инстинктов. На этом факте выстраивается социальная иерархия. Высшие места занимают князья духа, для которых честь стоит на первом месте, а жизнь и все остальное — на втором. Свободные воины-аристократы являлись превосходящим классом, задающим тон всему обществу.

Сказанного достаточно, чтобы понять — масса приходит в движение, следуя за свободными воинами духа. Раз высшая ценность элиты — свобода, то пер-водвигатель человеческой истории — стремление быть свободным. Хочешь быть свободным, — стань им. Никто не в состоянии тебе это запретить. Если мешают обстоятельства, которых ты боишься, преодолей их. Если не можешь, значит, делаешь не то, что тебе хочется, а то, что тебе приказывает страх. Ты раб, а не свободный, потому что свободному приказать нельзя. «Что город разрушенный, без стен, то человек, не владеющий духом своим». (Притч. 25,28).

Когда персы предложили под Фермопилами спартанцам сдаться, те им ответили: «Приди и возьми». Тогда персы сказали, что лишат спартанцев всего, в том числе и жизни. Свободные ответили: «Никто не лишит нас права умереть за свое отечество». С практической точки зрения этот поступок не имеет смысла, но он демонстрирует свободу выбора.

Если свободный человек поступает так, как хочет, возникает вопрос, из чего рождается «хотение»? Как понять, что это я хочу, а не мой инстинкт? Как отличить действие воина, выполняющего свое желание, от действия раба, выполняющего желание инстинкта? Вопрос очень сложный, и пока он не разрешен, рабы будут принимать возможность выполнять приказы своих господ за свободу. Когда наркоман говорит, что его свобода заключается в том, чтобы колоться когда и где угодно, это мираж свободы. В действительности он раб, потому что целиком и полностью подчинен своему господину — наркотику.

Глава 3. Большой смысл

Чтобы объять поднятую тему, нужно выйти за рамки осмысления человека как самостоятельного субъекта, и рассмотреть его в системе Человек-Вселенная, понять его не как автономную частицу, а как часть гигантского Космоса, которая в своих фундаментальных действиях отталкивается от совокупности чего-то такого, что выходит за рамки непосредственной бытовой жизни человека.

Как люди оценивают свою жизнь? Одни считают ее чем-то вроде случайной физико-химической реакции, краткосрочным явлением, доставшимся человеку по недоразумению, игрою случая и эволюции. Они уверены, что однажды жизнь кончится, кончится навсегда. Свое существование они воспринимают чем-то вроде гостиничного номера, из которого однажды придеться уйти.

Другие считают жизнь долгосрочным и нескончаемым явлением. Она кажется им домом, в котором они будут находиться всегда; что смерти нет, есть только переход из одного состояния в другое, с сохранением всех черт личности. Меняются формы жизни, но сущность жизни неизменна и вечна, и мы, как личности, будем жить бесконечно.

Наша природа такова, что в жилище, снятом на время, мы действуем одним образом, в жилище, данном в постоянное пользование, ведем себя иначе. Краткосрочное владение активизирует в человеке хищно-эгоистические начала, ориентированные на сиюминутное благо. Ему нет смысла заботиться о том, что досталось случайно и на время. Девиз такого отношения: «после меня хоть потоп». Постоянное владение будит в любом человеке хозяина. От нашего понимания жизни зависит то, как мы ею распорядимся. Отношение к любой ценности, над которой мы получаем власть, определяется ответом на вопрос: эта ценность дана мне в постоянное пользование или случайно досталась на время? Этот ответ определяет отношение к главной ценности, к жизни.

Затронутая тема находится в области метафизики, которую большинство осмысливает подсознательно, не загоняя в жесткие рамки логики. Получается, если есть Бог, значит, жизнь наша вечная, и отношение к ней одно. Если нет Бога, значит, жизнь наша временная, и отношение к ней другое. Кто мы: случайные гости или хозяева?

Ответ лежит в области веры. Одни верят, что Бог есть. Другие верят, что Бога нет. Смысл жизни есть у каждого, даже если человек ни разу о нем не задумывался. Формируется он из двух вариантов понимания жизни. Если считать наше существование случайным и временным явлением, получается, жизнь есть такой же процесс, как горение спички. В таком случае процесс сам по себе и есть высший смысл. Выходит, смысл жизни — брать от жизни как можно больше, получать максимум выгоды из сокровища, доставшегося на время. Любое ограничение страстей оказывается совершенно бессмысленным. Проявление доброты, морали и справедливости, ограничивающее насыщение жизни удовольствием, противоречит жесткой логике. При таком взгляде любые средства, способствующие получению удовольствия, есть хорошие и правильные, поскольку помогают реализовать смысл жизни. Нет хороших и плохих поступков, есть выгодные и невыгодные. Самый страшный грех перестает быть таковым, если он наполняет жизнь удовольствием. А отсюда прямой вывод, — делай, что хочешь, не дай себе засохнуть, бери от жизни все, и т.д.

Получается, поведение человека зависит от уровня его жизненных целей. Если они выходят за рамки этого мира, — поведение одно. Если ограничены земными рамками, — поведение другое.

Читатель вправе возразить, мол, человека можно заставить отказаться от плохих поступков, если они будут ему невыгодны, например, под страхом наказания. Да, это сработает, потому что соответствует его логике. Он не будет вас грабить, если есть риск попасться. А если никто и никогда не узнает про это, что тогда? Что заставит этого логично поступающего человека отказаться от удовольствия? Может, вы думаете, что чужое страдание разбудит совесть и человек, смысл жизни которого брать от жизни все, откажется от удовольствия? А зачем? Попробуйте ему объяснить это логически, не обращаясь к понятиям «честь и совесть». Почему он, имея выбор, должен отказаться от «хорошо» и сделать себе «нехорошо»? Если нет всемогущей Силы, которая все знает и видит, если моя жизнь это случайность, с которой я в любой момент могу расстаться, какой мне смысл отказываться от удовольствия? Никакого! Надо только соблюсти единственное условие, — чтоб люди не узнали о совершенном преступлении. Главная задача сводится к сокрытию действия, за которое грозит наказание. И отказ от безопасной возможности получить удовольствие понимается как странность, глупость, идиотизм. Можешь безопасно воровать и не воруешь? Ну, ты дура-а-ак...

От этой неумолимой логики никуда не деться. Она как ледокол ломает традиционные представления о нормах человеческого поведения. Получается, честность — признак глупости, а бесчестность — следствие ума. Поэтому люди, понимающие свою жизнь как временно и случайно доставшуюся ценность, обречены на жизнь потребителя. Главными ценностями неизбежно становятся чувственные удовольствия, в погоне за которыми общество встает на хищнический путь, пожирая само себя. Еще Аристотель говорил, что общество, погнавшееся за экономической и военной мощью в ущерб морали и нравственности, однажды обратит накопленную мощь против себя.

* * *

Второй вариант рождается из утверждения, что человек является творением неведомого и непостижимого Высшего Существа — Бога. Бог дал ему вечное существование. Однажды начав жить, человек будет жить вечно. Будут меняться формы жизни, и после биологической начнется другая жизнь, с сохранением всех свойств личности. Как он будет жить в небиологической жизни, зависит от самого человека. Бог говорит, что если человек будет жить так, как Он заповедал, то есть по правилам морали, то по завершении земной жизни его ждет вечная блаженная жизнь. Если человек будет нарушать данные Богом правила, его вечная жизнь станет сплошным мучением и страданием. Человек, как существо свободное, выбирает лучший вариант. При таком взгляде единственный смысл жизни заключается в следовании морали, даже если это совершенно невыгодно с точки зрения сиюминутной пользы. Вся жизнь человека выглядит как экзамен перед Создателем, от которого ничего не скрыть, а наказание за преступление неизбежно. Бог видит все.

Из данного рассуждения вытекает совершенно противоположный предыдущему вывод: честность есть признак ума, потому что ее носителей ждет великая награда на небесах. Бесчестное поведение понимается как признак глупости, слабоволия и ограниченности, ибо человек ради сиюминутного и преходящего не только отказывается от вечного сокровища, блаженства рая, но и обрекает себя на мучения.

Мы убедились, что человек всегда действует логично. Рыба ищет где глубже, человек где лучше. Но в какую сторону поведет нас логика, зависит от точки отсчета, которую мы выбираем. Их всего две: существование Бога и несуществование. Наши знания никогда не позволят достоверно вывести, есть Бог или Его нет. Мы можем верить в существование Бога, можем верить в Его несуществование, но в том и другом случае мы будем ВЕРИТЬ. Мы никогда не сможем этого ЗНАТЬ. Все наши знания относительно абсолюта есть меньше, чем ложка воды по отношению к океану. Глупо, зачерпнув полную ложку океанской воды и добросовестно исследовав ее, заявить: в океане китов нет. Еще глупее на основании наших знаний заявить, что во Вселенной Бога нет. Мол, Гагарин в космос летал, а Бога там не видал. Запомните этот факт. Подробнее мы рассмотрим его, когда перейдем к метафизической составляющей наших целей. «Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом,… как написано: уловляет мудрых в лукавстве их»(1Кор.3,19).

Итак, отталкиваясь от разных точек отсчета, принимаемых на веру, мы получаем разные мерки, с помощью которых и определяем, что есть хорошо и плохо. Никогда человек не пожертвует высшей ценностью ради низшей. Во время пожара сначала спасают самое ценное. И никогда наоборот. Скажите, что для вас самое ценное, и я предскажу ваше поведение на пожаре.

Что для вас есть высшая ценность, вечная душа или временная жизнь! От ответа на этот вопрос зависят поступки человека. Ярче всего это видно на тонущем «Титанике», где каждый спасал свою высшую ценность. У одних это была душа, и они, спасая ее, уступали места женщинам и детям. У других высшей ценностью была жизнь, и они расталкивали женщин и детей, спасая свою шкуру. Те и другие действовали логично. Только логика у них имела разные точки отсчета.

Если человек действует вопреки логике, значит, он сошел с ума. Под логикой мы понимаем не холодные вычисления, а ту или иную форму знания, которая не обязательно должна быть уложена в жесткие формулы. Вся совокупность информации, обработанная подсознанием, сознанием и еще чем только возможно, выдает человеку итоговый вывод, предписание, как поступить в том или ином случае. Возможность же выбора предполагает действие в соответствии со шкалой ценностей, выведенной сознанием и подсознанием из факта существования или несуществования Бога.

* * *

Закончив логическую часть, хотим обратить особое внимание на неприемлемость рациональной логики, посредством которой мы построили данную цепь суждений, как фундаментальной опоры. Отношения между Богом и человеком неизмеримо сложнее. Нельзя хорошие поступки понимать как обмен на рай. Царство небесное не покупается и не обменивается. Здесь логика не работает. Бог дает человеку спасение по милости, а не по расчету, одно доброе намерение может перевесить все. В православном мировоззрении акт спасения нельзя понимать как сделку. Бог может в последнюю секунду жизни все дать или все отнять. Один напоит водой нищего — и спасется. Другой храм построит, но погибнет. Понять, чем Бог руководствуется, человеку не дано. Поэтому поведение верующего находится в рамках детской веры. Верующий, как ребенок, совершает хорошие поступки не ради корысти, а потому что к этому его зовет душа. Это чувство сродни материнскому инстинкту.

Верующий человек следует заповедям. Человек, не имеющий веры, подчинен желаниям своего тела. Точка отсчета, определяющая направление, лежит или на земле, или на Небе. Выходит, любой человек является рабом. Но в одном случае он раб инстинктов, источник которых в нем самом, в другом раб Бога, источника за рамками человека. Монах покоряется власти Бога, наркоман-атеист покоряется наркотику. Разные господа требуют разных типов поведения. Монах относится к своей жизни как хозяин и строит долгосрочные планы. Наркоман относится к жизни как эгоист к случайно доставшемуся на время сокровищу. Он выдавливает из него максимум выгоды, пока это сокровище не исчезло. Разное отношение к жизни порождает различные результаты.

Раз оба варианта — форма рабства, почему рабов Божьих мы называем свободными? Начиная прояснять эту область, начнем с того, что любое состояние есть действие. Любое действие возможно только при наличии ориентиров. Верны они или нет, — другой вопрос. С исчезновением ориентиров человек теряет возможность действовать, а с нею саму возможность существовать. Человек без ориентиров превращается в абсолютное ничто, безвольную биомассу.

Ориентирами служат два источника — страсти человеческие и заповеди Божеские. Верующий в Бога может выбирать, чему следовать. У неверующего выбора нет, он всегда следует своим страстям. Следовать чему-то другому он даже теоретически не может, потому что этого другого в его сознании попросту нет.

Возможность выбирать и реализовывать выбор означает свободу. Я свободно выбираю, куда мне пойти, налево или направо, вверх или вниз, и этим я свободен. Я выбираю, потому что есть из чего выбирать. Из двух возможных направлений, к Богу или к себе, я выбираю один вариант, и иду по выбранному пути. Если я не верю в Бога, вместо двух направлений у меня остается единственный вариант. Если вариант только один, это не выбор. Выбор, это, минимум, наличие двух вариантов. Поэтому без Бога нет выбора. Вне выбора нет свободы. Свобода существует только в момент выбора. Человека делает свободным именно это мгновение выбора. Вся жизнь свободного состоит из бесконечных мгновений выбора. Даже потом, когда выбор совершен, у верующего, помимо относительной свободы в рамках заданного направления, есть свобода остаться в этом направлении или не остаться, то есть он каждую секунду выбирает волю Бога, имея свободу в любой момент выбрать свои желания, то есть совершить грех. Постоянно выбирая Бога, он всю жизнь свободен и одновременно раб Божий. Неверующий — просто раб, поскольку у него нет мгновения выбора, ему не из чего выбирать.

Человек всегда раб, его сущность такова, что не быть рабом он не может. Он или раб Божий, или раб страсти. Сказано в Евангелии: «Будете служить или Богу или маммоне» … «Не в воле человека путь его… не во власти идущего давать направление стопам своим» (Иер. 10,23). Безграничная вседозволенность невозможна даже теоретически. Человек всегда во власти тех или иных законов, ограничивающих и направляющих его. Стоит выйти за рамки одних законов, как тут же попадешь в рамки других. Попытка ницшеанской «белокурой бестии» оказаться «по ту сторону добра и зла», в царстве абсолютной свободы, в итоге подчинила «бестию» абсолютному злу. Если где-то и может быть абсолютная свобода, то только за рамками трехмерного, видимого нам мира. В нашем земном мире максимум свободы — момент выбора.

В свете затронутого вопроса нужно упомянуть ницшеанский вариант свободы, воплощенный в «белокурую бестию», — абсолютно направленную энергию, предпочитающую принять смерть, нежели изменить свой путь. На поверку эта свобода оказывается разновидностью подчиненности своей страсти. Сверхчеловек Ницше подчинен страсти. Эта страсть не телесная, но суть не меняется. Главное, что человек подчинен источнику, исходящему из его природы. Верующий подчиняется источнику, лежащему вне его природы. Внутренний источник предопределяет свободу «бестии» как выбор в рамках человеческих страстей. Одна страсть ниже, другая выше, но «коридор» один. Другими словами, человек, находящий ориентиры в самом себе, всегда в плену своих страстей и никогда от них не освобождается. Сверхчеловек находится в плену страсти духа, гордыни и тщеславия. Все они имеют один корень с плотским удовольствием.

Ориентиры «бестии» возникают из непомерных амбиций вывести себя за рамки «добра и зла», стать свободным «как Бог». Но так как Богом никому стать невозможно, «бестия» попадает в тупик. Заявляя абсолютную непреклонность, существующую ради увеличения самой себя, своей целью, «бестия» вынуждена признать абсолютную бессмысленность в стремлении ради стремления. Она не может ответить, зачем стремиться к тому, что заявлено ее целью. В отличие от верующего человека, у «бестии» нет источника, откуда можно получить ответ на Главный вопрос. Абсолютная свобода на практике превращается в процесс ради процесса, без цели и смысла. В результате носитель такой «свободы» всегда подчинен своей страсти.

Ницше передает функцию Бога силе, корни которой не в Боге. Христианин или мусульманин идет на смерть ради чести, корни которой таятся в Боге, и за это получает награду на небесах. Но за что идет на смерть «бестия», если, согласно Ницше, «Бог умер»? Откуда взялся свод правил, почитаемых «бестией» за честь, если Бога нет? Сам выдумал? Но тогда непонятно, ради чего их следует выполнять? Ради чего умирать? Ради самодеятельности?

Эти вопросы не имеют ответа. Вместо ответа предлагается энергия эмоций, стремление к абсолютному увеличению, призванному исчезнуть в бесконечном стремлении увеличиваться. Конечное не может бесконечно увеличиваться. Однажды наступает предел возможностей. Энергия, не признающая ограничений, на определенном этапе сталкивается с невозможностью реализовать свои амбиции и исчезает.

Не надо обладать большим умом, чтобы понять — такое упертое поведение есть бессмысленность. Зачем же она нужна? Дело в том, что бессмысленность соблазняет свободой, до момента смерти являя собой максимум свободы, свободы без Бога. Она ведет себя как Бог, воле которого неведомы препятствия, но, не имея возможности сохранять такое поступательное движение вечно, однажды умирает. И смерть эта не имеет смысла. Это лишь эмоция, адреналин, абсолютная воля.

Это очень опасная энергия. Она спекулирует на тех же самых энергиях, что и ветхозаветный змей. Съешь яблоко, и будешь свободной. Как Бог. Свобода ради свободы преподносится как путь стать Богом, сверхчеловеком, возвышающимся над массой. В этом есть что-то дико привлекательное, завораживающее, выходящее за рамки логического осмысления. Свобода, как реализация своей воли, где жизнь копейка, — это круто. Но что стоит за этой крутостью? Дивизии СС, исповедовавшие ницшеанское мировоззрение, славились нечеловеческой смелостью и презрением к смерти. Они проявляли фантастическую храбрость, умирая, чтобы поступком доказать свое превосходство над простым человеком. Суть их свободы заключалась в способности пойти напролом в любой ситуации. Они «продавливали» препятствия, заведомо непреодолимые для основной массы людей, потому что считали себя «женихами смерти», готовыми в любой миг соединиться с «любимой». По Ницше, это было проявление чистой и свободной воли, которая ни на что, кроме себя, не ориентируется.

Члены СС выковыривали живым кошкам глаза и сжигали младенцев, демонстрируя преодоление человеческого естества, свою сверхчеловечность. Зачем? Только потому, что Я так хочу.

Здесь вскрывается глубокий порок новоевропейской философии. На примере фашизма это видно в гипертрофированном виде. А начиналось все так безобидно! Декарт искал абсолютной достоверности в рамках разума, без присутствия Бога. И породил «мыслю, следовательно, существую». Это единственное, в чем нельзя усомниться. Остальное, весь окружающий мир может быть иллюзией. Мы просто верим, что это не иллюзия, верим своим чувствам и мозгу, но достоверно мы этого знать не можем. Декарт создал метафизическую точку отсчета вне религии. Опираясь на нее, строилось принципиально новое мировоззрение. Мы не имеем возможности раскрыть здесь эту тему полностью, в том числе из-за ее сложности. Ограничимся тем, что декартовскую мысль продолжили и развили Лейбниц, Кант, Гегель и Ницше. Апофеоз западной мысли реализовал Гитлер. Оказывается, младенцев можно мучить, потому что Бога нет, а ты сверхчеловек, для которого не существует никаких ограничений и препятствий в реализации воли и желаний. Хочешь — делай. Реализуй свою волю или умри. Круто звучит? Круто. Этим и опасно. Какая-то сатанинская энергия стоит за этим, привлекательная в своем безудержном отрицании всяких границ, авторитетов и законов.

Новый закон Запада — Хочу. Хочу, и все тут. На остальное наплевать и думать дальше своего хотения я не хочу, и осмысливать само хотение не желаю. Я просто хочу, и направляю все свои усилия на реализацию своего «хочу». При такой установке человек неизбежно превращается в животное, в маньяка Чикатило, удовлетворяющего свое «хочу».

Сегодня этот страшный закон, в первую очередь страшный для своего носителя, вошел в плоть и кровь западной цивилизации, стал ее вторым «я». Запад физически не сможет отказаться от своего нового естества, пока сохраняет декартово-ницшеанскую платформу. Он будет менять внешнюю сторону дела, не касаясь сути, будет извиваться и подстраиваться, но генерального направления не изменит. Чем дальше будет развиваться возникший на этой базе Прогресс, тем отчетливее проявится его сатанинская суть.

Сравнивая два крайних типа, ницшеанскую «бестию» и традиционного князя, неизбежно приходишь к выводу, что верующий князь выше «бестии». Он идет на верную смерть не ради гордыни, а ради осознанных целей. Яркий пример — Евпатий Львович Коловрат, вступивший с отрядом менее двух тысяч в бой с татарским войском численностью более 150 тысяч. Почему он это сделал? Потому что клялся перед Богом, что придет Рязани на помощь. И не успел. Оказался перед выбором или нарушить клятву, или выполнить ее, напав на 150-тысячное войско, то есть принять верную смерть. Напал. Когда Батыю доносят о нападении, он для закрытия вопроса посылает 10 тысяч воинов (тумен). Русские его разбивают. Батый посылает второй тумен, с которым русские поступают аналогично. Пораженный доблестью и смелостью русских, хан предлагает витязям деньги и должности. Они говорят: «нет». «Чего же вы хотите?» — спрашивает Батый. «Мы хотим умереть героями, а не жить клятвопреступниками», — отвечают наши предки.

После такого ответа Батый вынужден остановить войско, неслыханный момент в истории ведения войны, перестроить его из походного порядка в боевой, и двинуться на русских. Это было чудо, разум отказывается верить. Армия, более чем в 150 тысяч воинов не может одолеть горстку людей. На третьи сутки непрерывного боя Батый, несущий огромные потери, приказывает окружить храбрецов стенобитными машинами. В наших витязей полетели огромные камни…

Остановите чтение на этом моменте. Почтите героев молчанием. Подумайте о них, о их верности своему народу, своей вере и своему слову. Они ориентировались не на страсти, пусть даже и высокие, а на заповеди Бога. Они умерли не для того, чтобы остаться крутыми, а потому что в Бога верили и Родину любили.

Теперь ощутите, кто выше в своем бесстрашии и в своей свободе, Коловрат или эсэсовцы.

Глава 4. Отцы и Хищники

Человека в повседневной жизни окружают различные явления, которым он должен давать ту или иную оценку. Оценка всякого события происходит с помощью своеобразного морального аршина, с помощью которого люди определяют, что такое хорошо и что такое плохо. Основанием этого аршина может служить: а) личное мнение; б) мнение другого человека (или других); в) Божественная мораль. Если разобрать все три варианта, получится, что в первом варианте каждым создает себе мерку по своему личному мнению. Когда добро и зло каждым определяются по своему усмотрению, начинается хаос. Следовательно, личное мнение в качестве моральной мерки не подходит.

Вариант второй: мнение чужих людей. Его можно навязывать в качестве мерки только с помощью силы. Как только сила иссякнет, исчезнет и навязанный критерий. А пока он не исчез, будет процветать двойная мораль.

Остается единственный вариант — третий. В качестве единого для всех ориентира могут выступать только требования Бога. Поэтому религиозное общество закономерно всегда будет гармоничнее атеистического. Без Бога возникает склочная масса себялюбцев, стремящихся к своему «хорошо» за счет чужого «нехорошо». Далее мы рассмотрим тип общества, в котором этот принцип не просто реализован, но возведен в статус закона. А пока продолжим цепь наших размышлений.

Итак, свободные воины, определившие себя как рабы Бога, превращаются в князей, отцов народа. Защищать слабых им предписывают заповеди Бога. В светском варианте эти заповеди называются честью, долгом, служением и совестью. Они записаны в душе каждого. Последний негодяй знает, что такое хорошо и что такое плохо. Корни совести всегда лежат в религии, и ни в чем ином, кроме религии. Тот факт, что человек действует по совести, подтверждает, что он имеет веру, даже если не считает себя верующим. Человек просто не укладывает свою веру в систему. В отдельных случаях такой человек может даже ругать религию, но принципиально это ничего не меняет. Раз он способен совершить действие, противоречащее его личной выгоде, значит, имеет метафизические ориентиры. Без таких ориентиров невозможно, находясь в здравом уме, совершить нечто подобное.

Воины, не знающие Бога, оказываются рабами страсти. Чтобы удовлетворить свое «хочу», они обижают слабых, и превращаются в хищников-эгоистов. В поисках защиты от хищников слабые бегут к отцам. Вокруг князей образуется масса, которая структурируется и превращается в силу. Хищники же не могут обрести такую силу. Они не могут объединиться даже друг с другом, потому что объединение требует доверия. В итоге силой, направляющей общество, оказываются князья.

Специально для атеистов, верящих (не знающих, а верящих), что все произошло само собой, и Бога нет, скажем следующее: если им поручить задание создать гармоничную модель человеческого общества, они придут к выводу, что в качестве фундаментального узла необходима религия. Без набора предписаний, регламентирующих ключевые узлы общества, существование человеческого общества невозможно. Из логики, опирающейся на опыт, такие предписания вывести нельзя. Все попытки заменить религию Откровения религией Разума превращали общество в сборище бессовестных млекопитающих, ничем, кроме добычи личного блага, не озабоченных. Когда человек не имеет абсолютных ориентиров, он, из-за своего разума, опасного для всех, в том числе себя, низводится на уровень разумного животного. Обуздать этот потенциал способна только религия. Чтобы не скатиться к одноклеточному существованию, надо признать, что Бог, независимо от того, верите вы в Него или нет, необходим. Вольтер, разрушитель традиционного общества, заявлял, что если бы Бога не было, Его необходимо было бы выдумать. Иначе кто даст народу правила?

Следует заметить, что вера в Бога более логична, нежели вера в Его отсутствие. У современного человека нет оснований верить в чудеса. Например, верить, что сложные объекты могут образовываться сами по себе. Но вот нонсенс: атеисты не верят в произвольное образование простых объектов (часов), но верят в произвольное образование сложных объектов (Солнечной системы). Они не верят в возможность маленького чуда, но тут же верят в большое чудо. О чем это говорит? Только о внутреннем противоречии атеистических взглядов. Они, как минимум, непоследовательны. Верующие говорят, что не верят в чудеса, и заявляют, что у всякого объекта есть создатель. У атеистов такой твердой позиции нет. Их последняя соломинка, за которую они хватаются, это теория Пригожина, согласно которой сложные системы могут саморазвиваться, что подтверждается множеством примеров. Но вот беда, саморазвитие возможно только после определенного минимума сложности. Вопрос: кто доведет ту или иную систему до требуемого минимума сложности?

Такое же недоумение вызывает ограниченность атеистов в восприятии мира. Они говорят, что существует только то, что могут воспринять их чувства. Этой же логикой руководствовались цыгане, бросившиеся мародерствовать в зоне Чернобыльской катастрофы. Они рассуждали: раз не чувствуют радиации, значит, ее нет. Потом, когда у них началась лучевая болезнь, они поверили в существование радиации, но было поздно. Хочется сказать атеистам, что они тоже однажды поймут, что Бог есть. Но вдруг это случится слишком поздно?

Итак, подведем очередной итог. Силой, задающей тон обществу, является элита, ориентиры которой лежат за границами видимого мира. Вера требует от них дел, сообразных вере. Если горит дом, вера заставляет тушить его. Попытка свести веру к посещению религиозных служб есть подмена живой веры обрядами. Это равносильно тому, что воин будет носить погоны, отдавать честь, маршировать, но воевать откажется. Такая трактовка веры осуждена церковью как ересь. Если у верующего нет дел, получается, у него вера бесовская. Сатана тоже нисколько не сомневается в существовании Бога, но это ничего не меняет. Вера это не просто знание, это дела в соответствии с тем, во что веришь. «Вера без дел мертва… и бесы веруют и трепещут» (Иак. 2,19—20). Дела определяет ситуация. Не сам себе человек выдумывает «добрые» дела, а их определяет ситуация. Видишь, что тонет ребенок, — спасай его. В этом твоя вера. Если говоришь, что Бог управит, это не вера, а лицемерие. Если говоришь, что некогда, потому как занят «добрым делом», например, дерево сажаешь, это еще большее лицемерие. Делай, что должен, и будь что будет — вот настоящая вера.

Глава 5. Принцип пирамиды

У каждого человека есть мнение о собственном месте в обществе. Как тысячу лет назад, так и сейчас всем своим поведением мы требуем признания своей значимости. Примеров тому в повседневной жизни миллионы. Мы требуем от всех, начиная от официанта и заканчивая президентом, признать наше достоинство. Где бы человек ни находился, в первую очередь он ревностно следит за тем, чтобы к нему обращались в соответствии с его самооценкой. Платон в «Государстве» пишет, что если с нами общаются соответственно нашей самооценке, мы испытываем гордость. Если несоответственно, — накатывает гнев. Если мы сами не можем соответствовать собственной самооценке, нас посещает стыд. Добавим, что если общество оценивает человека выше, чем он есть на самом деле, и человек это понимает, он ощущает растерянность.

Самооценка — двигатель человека. Честолюбие элиты задает направление всему человечеству, и в рамках этого направления возникает энергия, движущая человечество.

Исторически из общества выделялись те, кто мог подтвердить свой статус. Князья на деле доказывали свои претензии быть первыми, рискуя жизнью. Все на деле видели, что им действительно положено быть первыми. Многие могут говорить правильные слова, но не каждый рискнет пойти навстречу смерти, подтверждая сказанное. Князья подтверждали свой статус делами.

Жизнь выстраивала общество в пирамиду. Самооценка активизировала соперничество, а успех зависел от талантов. Верхнюю часть пирамиды занимали свободные, способные рисковать жизнью ради нематериальных целей. На самом верху были люди духа, таланта и воли. Князь-монах был высшим существом. Следом шли воины, имеющие сильный дух, но не обладающие большими талантами. Нижнюю часть пирамиды составляли купцы, крестьяне и ремесленники. Их страшил любой риск, и им ничего не оставалось, как менять свой труд на маленький, но гарантированный результат. Разбойники стояли вне общества. Любопытно, что некоторые мыслители, в частности Фома Аквинский, коммерсантов тоже причисляли к разбойникам. Разницу, что одни для ограбления использовали кистень, другие весы, он находил несущественной. Но это так, к слову.

Уровень пирамиды жестко соответствовал уровню риска. Как пишет Гегель, рисковавшие жизнью получали власть и статус князя. Если один занес меч, второй должен или сражаться, рискуя жизнью, или покориться. Кто не был готов рисковать, тот признавал над собой власть князя.

В приведенных примерах опущены сотни нюансов, но мы и не ставим целью детализацию. Наша задача — определить основные моменты. Если нам это удалось, мы понимаем, что пирамидальное строение общества есть не искусственный, а естественный процесс, следствие самой человеческой природы. И двигателем этого процесса было честолюбие.

Глава 6. Прогресс

Инстинкт жизни в совокупности с самооценкой определяют восприятие жизни. Жизнь понималась и воспринимается не просто как существование, а как существование хорошее. Если посадить человека в барокамеру, обеспечив нормальное функционирование биологических процессов, любой скажет, — это не жизнь, а мучение. Получается, человек не просто хочет жить (в смысле существовать) а хочет жить хорошо, сообразно своей самооценке. Это желание и формирует прогресс, неизбежное следствие человеческой природы. Стремление человека к совершенствованию жизни есть такая же данность, как стремление дышать или размножаться. Нравственные категории к прогрессу неприменимы. Если принять во внимание, что это не усиливает, а разрушает гармонию, стремление к прогрессу можно понимать как следствие поврежденной человеческой природы.

В своем стремлении хорошо жить человечество делает научные открытия. Честолюбие непосредственных создателей прогресса играет огромную роль. Умные и талантливые активно искали признания своего достоинства. Чья оценка могла подтвердить и удовлетворить амбиции этих людей? Понятно, что не купцов, крестьян и ремесленников. Требовалось признание высших, то есть князей. Чтобы высшие признали статус творцов, нужно было преуспеть в том, что воины ценили выше всего. Так как выше всего воины ценили то, что относилось к войне, амбициозные таланты включились в гонку вооружений. Из этого следует, что в природе человеческой пирамиды заложена предопределенность не просто прогресса, а именно военного прогресса. Остальное — следствие. Эта предопределенность есть своего рода первородный грех. Энергия умных людей направлялась на военные усовершенствования, положив тем самым начало разрушению естественной гармонии. Нарушился принцип построения человеческой пирамиды. Чем больше развивался прогресс, тем меньше значила доблесть. Копье в руке доблестного было бессильно против ружья в руке труса.

Глава 7. Зависимость

Развитие военного искусства — процесс непрерывный. Чтобы содержать усовершенствованную армию, нужно было больше денег, для чего требовалось развивать хозяйство. История поставила князей перед выбором: или развивать экономику и иметь сильную армию, или покориться соседям.

Чтобы получить необходимые средства, нужна была централизация хозяйства. Начался соответствующий процесс. Самые сильные концентрировали в своих руках политическую и экономическую власть. Кто не мог подчинить других князей (а без этого централизовать хозяйство было невозможно), тот не мог содержать армию и сошел с мировой арены.

В свете сказанного стремление к централизации князей выглядит естественно. В России реформы Ивана Грозного были логическим ответом на требование Истории. Централизация России не каприз властолюбивого характера царя, а необходимость. Не сделай он этого, Россия была бы захвачена.

* * *

Чем дороже становится армия, тем больше безопасность попадает в зависимость от экономики. Возникает замкнутый круг. Прогресс постоянно делает армию дороже. Возникает необходимость постоянного совершенствования экономики. Это еще больше совершенствует прогресс, который еще больше совершенствует армию, и так до бесконечности. Военная мощь попадает в зависимость от экономики. Развитие экономики зависит от свободы предпринимательства, которая, в свою очередь, зависит от уровня ограничений. Чем меньше ограничений, тем больше экономической свободы, и, следовательно, больше развития. Самые крупные ограничения создавала религия. Авторитет ее был так велик, что устранить требования религии в пользу экономики было невозможно. Пока религия играла центральную роль, прогресс оказывался скованным естественным образом. Создавался баланс, тормозящий негативные процессы.

Князья стали монархами, и, казалось, история оформилась в своих основных контурах. Дальнейшее развитие человечества представлялось как борьба монархий между собой. Возможно, так оно и было бы по сей день, если бы в христианстве не произошел раскол. За относительно короткое время раскол имел такие огромные изменения, что они заслуживают отдельного рассмотрения.

Глава 8. Подведение первого итога

Прежде чем идти дальше, в максимально крупных штрихах подытожим все выше сказанное. Итак, человеческое общество. Оно состоит из субъектов, от природы имеющих самооценку, которая заставляет стремиться к максимальной свободе, и инстинкт самосохранения, который сдерживает это стремление. Все люди имеют тенденцию к максимальной самооценке, но не все ради этого способны преодолеть инстинкт самосохранения, войти в зону смертельного риска. Страх перед смертью и страданием усмиряет амбиции. Большинство признает себя не способными достичь идеала, и довольствуется вторым, третьим и так далее местом. Благодаря естественной иерархии взаимоотношения людей в обществе строятся по принципу пирамиды. Человечество разбивается на такие группы-пирамиды. Верхние места каждой занимают самые свободные, благородные и умные. Остальные занимают более низкие ступени социальной пирамиды. Возникает гармоничная структура, при которой большие заботятся о меньших.

Княжеские амбиции и желание получить новый источник дохода становятся причиной войн между группами. Одни защищаются, другие нападают, и так постоянно.

Вечное состояние войны влечет за собой постоянное совершенствование оружия, что, в свою очередь, требует постоянного развития экономики. Развитие экономики требует свободы предпринимательства. Это натыкается на препятствие в виде религии. Развитие экономики ограничивается. Прогресс в целом, и военный прогресс в частности, тормозится. Князья вынуждены делать упор не на качество оружия, а на качество воинов. В такой ситуации решающее значение играет доблесть. Техническое совершенство понимается как приложение.

Нельзя сказать, что прогресс совсем не идет. Он идет, но строго в рамках религии, культуры и традиции. Из-за этого орудия труда и орудия войны совершенствуются очень медленно, потому что рамки, в которых они могут совершенствоваться, очень узкие. Образно говоря, топор и меч, например, могут быть только из камня или из бронзы. Никакие прагматичные соображения не отменяют этого правила. Изобретатель железного топора, согласно идее сдерживания, должен показательно уничтожаться как еретик и нарушитель устоев.

С современной точки зрения такой подход, безусловно, кажется несусветной глупостью и мракобесием. Но если охватить масштаб мирового процесса в целом, если понять его причинно-следственную связь, остается лишь подивиться колоссальной масштабности этой мысли. Нельзя не удивляться, как ясно древние понимали необходимость сдерживать техническое совершенствование. Они видели в этой тенденции путь в пропасть. Как они могли это просчитать, не имея перед глазами процессов, наблюдаемых сегодня? Это просто чудо.

Сегодня мало кто имеет стратегическое мышление. Массе свойственно мыслить сиюминутно. Причем не просто сиюминутно, учитывая всю ситуацию на момент минуты, а сиюминутно относительно малой части ситуации. Логика ситуативно-сиюминутного мышления исходит не из долгосрочных ориентиров, а из результата на данную минуту в данном месте. Так мыслят дети. И современные люди. Древние осмысливали ситуацию не на текущий исторический участок, а в объеме целого мира во времени и пространстве. Так можно мыслить только исходя из огромной мировоззренческой базы. Не имея такой базы, невозможно мыслить такими категориями. Но только через такие категории можно прийти к мысли сдерживать техническое развитие. Без такой базы человеческое мышление не может не соблазниться сиюминутными выгодами прогресса.

Вопрос: откуда могла взяться такая база знаний? Предположить, что древние создали ее опытным путем, невозможно. Такой эксперимент невероятен хотя бы потому, что его организация возможна только осознанная. Но для того, чтобы пришла мысль поставить эксперимент, который будет длиться 500— 700 лет, нужно уже иметь невероятно огромное мышление. Затем надо выпустить джина прогресса из бутылки, и посмотреть, что он натворит. Чтобы реализовать такую мысль, необходимо убрать религию. Для этого ее можно заменить аналогичной по значимости мировоззренческой базой. Далее, начиная такой эксперимент, нужно с самого начала понимать, как он будет прекращен. Какая сила преодолеет сопротивление масс, когда будет решено прекратить эксперимент. Индивид живет часами и сутками. Общество — веками и тысячелетиями. Такой разрыв в шаге исключает возможность обратиться к разуму человека.

Едва коснувшись этой темы, мы тут же столкнулись с колоссальным нагромождением немыслимо гигантских задач. Из этого делаем уверенное заявление, что на такой эксперимент люди не способны. Следовательно, знания, о которых мы говорим, не могут быть получены опытным путем. Мы, находящиеся на последнем витке смертельного путешествия, воочию видим последствия прогресса. И потому можем сказать, что обладаем такими знаниями. Но древние…

Можно, конечно, предположить, что до цивилизации древних еще была какая-то цивилизация, которую уничтожил прогресс, и на ее примере люди сделали соответствующие выводы. Но предположить, что они руководствовались этими выводами на протяжении тысячелетий, невозможно. Все эти знания исчезли бы вместе с первыми носителями знаний. Максимум, дошли бы до второго поколения. Последующие поколения воспринимали бы их уже как мифы и небылицы. Для того, чтобы знания такого масштаба правили обществом тысячелетиями, нужен толчок такой силы, инерции которого хватит на этот период времени. Роль такого толчка могло выполнить что-то сверхъестественное. Оно должно было так поразить мышление и воображение достаточно большого количества людей, чтоб эти люди стали жить по поразившим их принципам. Гарантированное распространение знания невозможно словами, какими бы умными они ни были. Люди всей своей жизнью должны демонстрировать новое знание. Только в этом случае им поверят, и начнется цепная реакция, пойдет процесс распространения. Будут появляться новые реальные трансляторы, распространяющие первичный толчок.

Сопоставляя все известные нам факты, мы приходим к единственно возможному выводу: знания, о которых мы говорим, могут иметь только внеземной корень. Составить эти знания сами люди никак не могли. Традиционно такой тип знаний называется религиозным знанием.

Пока общество имело религиозные знания, сохранялась максимально возможная гармония. Как только началась утрата религии, общество стало возвращаться к сиюминутно-ситуативному масштабу мышления. Носителей сакральных знаний вытесняют носители ремесленных знаний, то есть тех, что можно получить опытным путем. Новые жрецы, именующие себя учеными, активно способствуют развитию разрушительных процессов, не отдавая себе в этом отчета. Оставшись без глобальных ориентиров, человечество за относительно короткое время попадает под власть стихии. Прогресс превращает общество в кишащую эгоистами массу, разрушающую саму себя.

Когда джин прогресса сидит в запечатанной бутылке, общество управляет ситуацией. Когда джина выпускают, ситуация управляет обществом. Но чтобы держать джина в бутылке, нужно нечеловечески много понимать. Или верить в необходимость выполнения требований, смысл которых охватить умом невозможно. Но как люди могут верить в религиоз ные догматы, от которых в обозримой жизни не видишь никакого смысла, если нет религии? Они, как дети, верят в то, что можно потрогать. Приближающийся конец света нельзя потрогать, и потому они в него не верят.

Сам по себе факт, что древние длительное время сохраняли свои общества, свидетельствует об их масштабном понимании ситуации. Это понимание имело метафизические корни, что позволило, например, Египту, просуществовать больше, чем весь известный нам мир в совокупности. Лишившись этих знаний, мир оказался заложником ситуации и семимильными шагами зашагал к своей гибели. Величайшая мудрость и масштаб древних сегодня представляются глупостью и отсталостью. Мысль, что раньше у людей не было технического прогресса, потому что они были отсталые, есть глупая мысль. Все как раз наоборот. У древних не было прогресса именно потому, что они были умные, а у нас прогресс есть, потому что мы глупые. Обратите внимание, прогресс не делает людей счастливее. Зато он гарантированно уничтожает мир. Древние понимали это и потому блокировали каналы развития. Излишнюю интеллектуальную творческую и социальную энергию своего общества Египет «стравливал» в строительство пирамид. Аналогичные процессы были во всех древних типах общества.

* * *

Вернемся к моменту, когда на планете образовалось множество обществ-пирамид. Самооценка и инстинкт самосохранения построили каждую человеческую массу в структуру. Религия ограничивала рост этих структур. Возникло равновесие, мир пришел в максимально возможную гармонию. Ключевые узлы обеспечивали прогрессу скорость, совпадающую с вселенскими процессами. Если бы ничего не изменилось, если бы сохранились все ключевые моменты — самооценка, инстинкт и религия, — человечество просуществовало бы столько, сколько, например, Солнечная система, то есть до наступления непреодолимых обстоятельств. Но если любой из указанных ключевых моментов утрачивался, неизбежно начиналось разрушение.

Если бы у членов одной из пирамид исчезала самооценка, исчез бы и стимул тянуться вверх. Структура пирамиды развалилась бы. Общество превратилось бы в кашу, которую соседняя пирамида впитала бы в себя.

Если бы исчез инстинкт самосохранения, все члены пирамиды устремились бы к максимальной самооценке, и в этой тотальной борьбе уничтожили бы сами себя.

Если бы исчезла религия, снялись бы ограничения к техническому, экономическому и военному совершенствованию. Возникла бы «пирамида без тормозов». Она начала бы расти с огромной скоростью, поглощая остальные пирамиды.

Случилось последнее. У западного общества начала исчезать религия. Из множества пирамид начала возникать одна-единственная мега-пирамида. Утрата религии обратила самооценку своих членов из структурообразующего фактора в атомизирующий. Каждый член нового общества понимал себя микропирамидкой, воюющей с другими пирамидками.

Если понимать государства как живые существа, исчезновение у него тормозов роста похоже на то, как если бы у пауков или тигров исчез ограничитель роста. Все другие виды ограничены в своем развитии, и только один вид безудержно развивается. За относительно короткое время мир бы заполнился жуткими монстрами, которые сначала пожрали бы все живое, и затем погибли бы сами.

Совершенствование части в отрыве от совершенствования целого всегда создает дисгармонию. Если совершенствовать только двигатель, а ходовая часть остается прежней, мощный мотор разрушит автомобиль. Человечество — это часть планеты. Когда оно разбито на множество структур, развитие которых ограниченно, человечество тоже ограничено в своем росте. В этом состоянии оно вписывается в окружающий мир с максимальной гармонией. Когда одна из пирамид утрачивает «тормоза», возникает постоянно растущий монстр.

Сегодня по злой иронии разрушительные процессы называются прогрессом. Само по себе слово «прогресс» несет в себе положительный оттенок, чем вводит людей в заблуждение. Планета и человечество серьезно болеют, и эта болезнь прогрессирует. Окрашивать смертельно опасный процесс в положительные тона, значит, еще больше затуманивать и без того сложные для понимания процессы. Варианты выжить у безудержно развивающегося человечества были бы, если бы весь мир развивался тем же темпом. Но это невозможно, потому что у всех стоят ограничители, тогда как у человечества этот естественный тормоз утрачен с утратой религии.

Часть третья. Новое время

Глава 1. Начало конца

Утрата религии привела к образованию в здании человечества трещины. Сегодня эта трещина растет с такой бешеной скоростью, что мы видим эту скорость. Это ключевой момент в истории человечества, и он требует отдельного осмысления. В первую очередь нужно понять природу этих процессов. Большой вопрос, почему именно на Западе стала исчезать религия. Что это, случайность, предопределение или закономерность? Трудно найти однозначный ответ. Здесь каждый увидит свою причину. Одни увидят в этом случай. Другие заявят, что западное общество предрасположено к утрате религии из-за излишнего пристрастия к логике. Третьи найдут в этом метафизику, потому что Солнце восходит на Востоке и умирает на Западе. Все религии мира родились на Востоке, все безбожные философии на Западе. Картины Воскресения рисуют на восточной стороне храма, Страшный Суд на западной стороне. Версий много, и читатель сам выберет, какая ему больше по вкусу. Мы же ограничимся заявлением, что не можем в жесткой логической последовательности объяснить, почему именно западная пирамида начала превращаться в монстра. Для нас пока достаточно зафиксировать, что именно западное общество утратило религиозные тормоза.

Негативные процессы стали набирать обороты, когда Запад отмежевался от Вселенского православия. Это началось еще в IX веке. Окончательный разрыв состоялся в XI—XII веках. Раскол положил начало современному обществу потребления. Его генеалогическое древо выглядит так: Великий раскол порождает католицизм. Католицизм порождает протестантизм. Протестантизм порождает капитализм. Капитализм порождает атомизм, высшую фазу развития капитала и максимальную степень раздробленности общества. Некогда гармоничные структуры превращаются в хаос-массу, члены которой не имеют никаких целей и задач, кроме увеличения темпов личного потребления и погони за удовольствием. Человек традиционного общества понимал себя как «Я — это мои принципы». Человек светского общества понимает себя как «Я — это мои вещи». При переходе из одного состояния в другое теряется душа. Раньше вещи были приложением к человеку. Теперь человек становится приложением к вещам.

Скорость начавшегося процесса такова, что общество не могло его зафиксировать, и тем более, дать оценку. Возникает иллюзия, что это очень положительный процесс. История с эпохой Возрождения один в один повторяет историю появления морфия. Когда в XIX веке выделили чистый морфий, все почитали его за чудо-лекарство. Например, такой известный ученый как Фрейд, рекомендует его своим пациентам от всех болезней. И только спустя несколько лет общество понимает, что скрывается за «лекарством». То же самое происходит и с прогрессом. Его тоже воспринимают как путь к счастью. Бога нет, никто не мешает, делай что хочешь, и прочее. Религия воспринимается в худшем случае как мракобесие и отсталость, в лучшем случае как традиция, сводимая к выполнению обрядов. Западное человечество живет своей жизнью, религия своей.

Начало упадка веры незамедлительно отражается на широких массах. Больше никто ни во что не верит. Честь, совесть, понятие долга и высшие принципы стремительно исчезают. Плотская жизнь стала пониматься как единственное сокровище, радостями которого надо успеть насладиться. Решающее значение обретают деньги. Прорисовываются контуры потребительского общества, общества без Бога, или как его еще называют, светского общества.

Князья забывают о высоких принципах и воюют с единственной целью — обрести земные блага. Для победы нужна большая армия, и, следовательно, сильная экономика. Сильная экономика возникает, когда подданные стремятся богатеть. Чтобы главным делом подданных стало накопление богатства, надо «сворачивать» религию, которая учит это самое богатство презирать.

Так возникает вопрос о «вреде религии». Первыми этот «вред» осознали власть имущие. От них пошло разложение, которое захватило Церковь и превратило ее в светский институт. Религией в прямом смысле начинают торговать. Практикуется отпущение грехов за деньги, торговля церковными должностями, протаскивание родственников на теплые места и прочее.

Этот процесс захватывает средневековую Европу. Но к чему это привело? Казалось, сбылась мечта идиотов. Устремившийся к богатству народ стал создавать сильную экономику, что позволяло содержать большую армию. Но солдаты теперь воевали исключительно за деньги. На практике оказалось, что наемная армия не очень хочет сражаться. Макиавелли, живший в то время, писал, что наемники отличаются от национальной армии двумя качествами: они быстро отступают и медленно наступают. Толпы наемников бродили по Европе, перепродаваясь от одного герцога к другому. Иногда в решающий момент битвы. Кто заплатит больше, тот и победил. Стало очевидно, что путь без религии, — это путь разложения. И вновь возникает проблема. Как с одной стороны, сделать так, чтобы государство было экономически сильным, и люди в нем стремились к богатству, но с другой стороны, чтобы при этом они почитали мораль, веру, были готовы идти на смерть за свои идеалы. Для этого должны быть идеалы, ценимые выше жизни. Но где же их взять без религии?

Все князья озадачиваются вопросом, как создать ситуацию, когда религия есть, но она ручная, управляемая. Такая ситуация создавалась не иначе, как через раскол католической церкви. Начинается эпоха создания карманных церквей. Первыми в этом процессе выступили немецкие князья. Они поддержали некоего Мартина Лютера, протестовавшего против имевшихся в церкви злоупотреблений. Своим протестом он не избавил от пороков отколовшуюся от вселенского православия западную церковь, а лишь еще раз ее расколол. Конечно, если бы не поддержка немецких князей, увидевших в этом возможность достижения политических целей, никто бы не знал ни этого монаха, ни его протестантизма. Но он, как говорится, оказался в нужное время в нужном месте и своими страстными обличительными речами сделал свое раскольничье дело.

Чтобы понять, почему это учение принесло такие неожиданные плоды, нужно уловить логику протестантизма. Он ведь тоже превратился в капитализм не сразу. Протестантизм Лютера резко отличается от протестантизма Кальвина. Если первого можно назвать добрым католиком, то второй уже открыто проповедовал, что количество денег определяет спасение души. Это было революционно новое заявление. Но на него никто не обращает особого внимания, потому что религия утрачивает статус института, задающего направление обществу. Князья, добившись политической самостоятельности, погружаются в свои сиюминутные вопросы. Запущенный процесс двигается сообразно внутренней логике. Страшные по своей разрушительной силе процессы набирают обороты, но пока этого никто не видит.

Глава 2. Логика как бомба

Религия — это поиск истины через Откровение. Философия — это поиск истины через логику. Протестантизм, возникший как политический инструмент, чтобы стать легитимным, создает собственную мировоззренческую базу. С самого начала он был обречен уже только потому, что его основатель, Мартин Лютер, не был пророком. Он не получал Откровений из миров, лежащих за пределами человеческого сознания, и потому не мог оперировать ничем, кроме здравого смысла. Уже только за это его следует называть не религией, а философским учением.

Единственным ориентиром протестанты объявляют Библию. Остальное, что было накоплено за полтора тысячелетия, — Соборы, почитание икон, многие таинства и прочее, — они отвергают. Не осталось ничего, кроме логики и Библии, понимаемой через призму логики. В результате получилась светская организация, называющая себя церковью, а своих членов христианами. На самом деле от христианства там осталось только название.

Не стоит заблуждаться почитанием протестантами Библии. Библия — это противоречивый текст со множеством взаимоисключающих положений, вместить который можно только при наличии Веры. Без Веры суетный ум светского человека не способен вместить догматы Откровения, Священное Писание и Священное Предание. Для рационального ума это не более чем набор невероятных басен и неправдоподобных мифов, кем-то сочиненных на досуге.

Православные ничего не объясняли. Они просто верили. Католики начали делать попытки объяснить, почему Бог допускает страдания (теодицея). Протестанты пошли еще дальше. Они взялись не оправдывать, а осмысливать Бога. Не сделай они этого шага, через несколько десятков лет протестантизм сошел бы на нет, бесследно распавшись, как распадались тысячи подобных групп. Но они сделали этот шаг, и последствия его были велики. С другой стороны, не будь протестантизма, было бы что-то подобное. Ради сохранения своей власти светские князья поддержали бы любое иное учение, обосновывающее независимость светской власти от церкви.

Оперирование логикой в вопросах, находящихся за пределами трехмерного мира, помещение нерациональной информации в рациональный формат приводит к умалению религии. Логика хороша для сиюминутного. В вечных вопросах она вредна. Великие западные умы говорили о недопустимости оперировать логикой в вопросах метафизики. Но здесь мы натыкаемся на парадокс, который позволяет заключить, что новоевропейские философы не понимали характера своих действий. Например, Лейбниц, повторивший за Тертуллианом знаменитое «верую, ибо абсурдно», одновременно участвовал в развитии принципиально иной мировоззренческой базы без Бога. Возникает опасный феномен, новоевропейская философия, о которой будет сказано во Второй книге.

Этот тип философии жизненно необходим новому типу общества, светскому, в качестве фундамента.

Абсурдное в логике трехмерного мира не означает абсолютной абсурдности. Виднейший католический богослов, святой Фома Аквинский, в конце жизни сказал, что все им написанное есть солома. Он сказал, что любая неграмотная бабка знает больше, потому что она верит, что душа бессмертна. Ни одна логика не может вместить знание бабки. Приоритет бабкиной веры перед логикой ученого мужа получил название «парадокс Фомы».

Многомерный мир не умещается в логику трехмерного мира. Протестантские богословы, пытавшиеся осмыслить Откровение и выстраивавшие многосложные логические конструкции, призванные доказать благость Бога и наличие загробной жизни, ни на йоту не способствовали росту веры. Вместо этого началось доминирование логики, выхолащивающей суть христианства. Земные цели начали вытеснять небесные. Князья церкви, получив в лице логики инструмент, посредством которого можно было оправдать любые пороки, постепенно узаконивают свои плотские желания (снова «все равны, но некоторые равнее»). Возникает двойная мораль. Главным ориентиром становится не Откровение, а наличие светской власти и богатства. Отсюда берет начало претензия римского епископа на главенство.

Глава 3. Тупик

Логическое осмысливание действий Бога вело к тому, что раз Бог всемогущ, значит, Он знает ВСЕ. В том числе будущую судьбу еще не рожденных людей. Получалось, человек еще до своего рождения имел нечто вроде маршрутного листа, определяющего всю его жизнь. По логике, никто от этого листа отклониться не мог. Такой взгляд на свою судьбу уничтожает смысл в добрых делах, потому что все предопределено. Спасение души не зависит от того, что ты делаешь, потому что ты все равно не можешь сделать то, что не предопределено. В такой логике самые отвратительные поступки получают если не благословение, то оправдание. Получалось, не ты совершаешь плохие поступки, а так устроил Бог. И человек не в силах свернуть с пути, предначертанного Богом, ибо если это возможно, получается, Бог не всемогущ и не всезнающ.

Вскользь отметим, что выросшая из протестантизма наука тоже пришла к предопределению. Лаплас заявил, что, если знать скорость, массу и движение всех частиц мира, теоретически можно вычислить будущее. Снова предопределение, только логическое. Ньютоновская модель мира тоже не отрицала такой возможности. И только физика Эйнштейна разрушила механическое понимание мира. Но великий физик пришел к своей теории, оперируя не только логикой, но и обращаясь к Священным текстам. Когда Бор предположил, что некоторые элементарные частицы обладают волей, от предопределения даже в такой точной науке как физика не осталось и следа. Современная физика превратилась в религию, отрицающую материю в том смысле, как мы ее представляем. Это уже некие волны и энергия, которые в определенной компановке создают традиционную материю.

Возвращаясь к теме протестантизма, скажем, что логика, справедливая для земного мира, разрушила догматы мира вышнего. Вместо свободной воли и выбора родился механицизм, отказывающий человеку в свободе, уподобляя его механизму, выполняющему заранее определенную программу. Убивая свободу, волю и выбор, предопределение уничтожало основу христианства — равенство. Получалось, не все люди равны. Есть избранные, которым уготован рай и вечное блаженство, и отверженные, им уготован ад и вечные муки. Согласно протестантской доктрине, Христос своей крестной смертью открыл путь ко спасению не всем, а лишь избранным.

С рациональной точки зрения догмат предопределения не имеет изъянов. Но все религии отказываются оперировать логикой в метафизических вопросах. Попадая в противоречие между всемогуществом Бога и свободой человека, мировые религии не выбирали что-то одно, а делали волевое усилие в пользу и того, и другого. Бог знает все, но человек остается свободным. Это утверждение противоречит рациональному мышлению, но соответствует метафизическому, сохраняя веру.

Ряд тупиковых вопросов, вроде «если Бог всемогущ, может ли Он создать такой камень, который не сможет поднять», не предполагают ответа, потому что всякий ответ умаляет всемогущество Бога. Эти вопросы были признаны неправомочными и бесовскими, из разряда софистики. Таких примеров множество, и все они подтверждают только то, что абсурдное для нашего мира не означает абсолютной абсурдности. Разность законов физики Ньютона и Эйнштейна объясняется тем, что законы, абсурдные для макромира, естественны для микромира, и наоборот. Человеческие чувства много чего не могут зафиксировать, но это не означает, что не доступное чувствам не существует. Если из некоего объема пространства убрать все, что там существует, про пустой объем нельзя сказать, что там ничего нет. Всегда будет правильнее сказать «там нет ничего, известного мне».

России или исламскому миру несказанно повезло. Русь спаслась от руководства логикой по фундаментальным вопросам не потому, что мы такие умные, а потому, что не получили с христианством довеска в виде мировоззрения и культуры древних. Православие, в отличие от католицизма, спокойно приняло на веру догматы Откровения. Кит проглотил Иону, что невозможно физиологически, но мы верим, а не рассуждаем. Русь разделила мысль «верую, ибо абсурдно». Из этого следует, что чем человек умнее, тем он яснее сознает границы своего ума, и наоборот, чем глупее, тем больше считает себя всезнайкой. Сократ был настолько умен, что своим единственным знанием объявил незнание: «Язнаю, что ничего не знаю». Эту мысль великолепно выразил Достоевский: «Если на одном полюсе будет истина, а на другом Христос, я предпочту Христа». Глубина мысли, заложенная в этой фразе, остается за рамками возможностей рационального мышления, потому что здесь трехмерная истина заканчивается, и начинается истина Христа — абсолютная истина. «Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него» (Мк. 10,15).

Глава 4. Новые ориентиры

Теория предопределения отвергала любой ориентир в принципе, тогда как людям необходимо на что-то ориентироваться. Но как быть, если все заранее предопределено? На горизонте маячил призыв «делай, что хочешь», что в переводе означало «делай, что приятно телу». Предопределение в чистом виде оказывалось ловушкой. Протестанты вынуждены были отказаться следовать логике предопределения. Они объявляют ориентиром избранных. А как определить, кто избран, кто обречен? Выстраивается следующая логика: раз Бог кого-то делает богатым, значит, Он награждает этим человека, то есть избирает его. Материальное благополучие и богатство становится ориентиром. Избранность начинает определяться не поступками и делами, а деньгами. Богатый и избранный становятся синонимами. Бедность, считавшаяся в христианском обществе признаком святости, теперь оказывается признаком греховности. Полюса меняются местами, и с этого момента начинается религиозное стремление к богатству. Люди хотят быть богатыми не для того, чтобы лучше жить, а для того, чтобы попасть в число избранных и спасти свою душу. В самой постановке вопроса содержится логическое нарушение. Получалось, человек, чтобы стать богатым, должен приложить к этому усилия, то есть не отдаваться на волю волн, а что-то делать. В конечном итоге получалось, что человек обретал спасение не по заранее определенному плану, а через свои дела. Выходило, спасение зависело от человека, а не было заранее предопределено. Согласно той же логике, это явно противоречило протестантскому учению, утверждавшему, что любое действие предопределено.

Здесь очень важный момент: протестанты отказываются следовать логике до конца. Обратите на это особое внимание: они отказались верить в спасение души через Откровение, потому что этому нет логического подтверждения, но поверили в спасение души через богатство, хотя это тоже противоречит логике. Вера в спасительную силу денег не имеет под собой никакой логики, как и вера в Откровение. Оба варианта — чистая вера, противоречащая логике. Но они, выбирая из двух возможных вариантов один, принимают веру в спасительную силу денег.

В православии значение поступка в самом поступке, а не в его результате, то есть важна искренность намерения. Если ты всю жизнь что-то делаешь, но не достигаешь результата, или, более того, получаешь отрицательный результат, это не означает ошибочности твоих действий. Главное — честность намерений; если ты все делаешь честно, пусть даже и безрезультатно, значит, ты прав. Честные намерения, которые ты пытаешься безуспешно реализовать, выше самого результата. Все наши действия в глазах Бога равно малы, как действия микроба в глазах человека. Если мы захотим оценить действия микроба-Наполеона и микроба-крестьянина, мы будет руководствоваться не количественными, а нравственными показателями.

Потому что действия того и другого равно ничтожны в наших глазах. Аналогично и Бог, оценивающий деятельность человека, руководствуется не объемом сделанного, а честностью намерений.

В протестантизме все наоборот. Сами по себе поступки не имеют никакого значения, важен только результат. Все оценивается с позиции экономической эффективности. Чем ты больше богатеешь, тем больше становишься избранным. Как богатеешь, — дело десятое.

Этих фактов достаточно, чтобы сделать окончательный вывод: протестантское учение есть не философия, а религия. Свою генеральную направленность она выводит не из логики, а из веры. Протестанты верят, что деньги способствуют спасению души, и никакой логики под этой верой не было, нет и не может быть.

Таким вот замысловатым путем возродилась религия денег, поклонение древнему божеству — маммоне. В древнем Карфагене в раскаленное чрево огромного быка по имени Молох бросали живых младенцев. Спустя тысячелетия, в эпоху общества потребления, жертвоприношение примет другие формы. Младенцев будут умерщвлять посредством абортов. Изменится ритуал, способ, но суть та же — служение «золотому тельцу».

Глава 5. Рождение капитала

Протестантская этика предписывает ради спасения души много работать и мало тратить. Христиане, мусульмане, иудеи и прочие служат Богу, надеясь получить награду потом, после жизни. Протестанты, копя богатство, тоже надеются получить награду потом. И в том, и в другом случае это именно служение. Только одни служат Богу, другие «тельцу».

Люди начинают с религиозной страстью гнаться за богатством. Накал коммерческого подвижничества тех лет сравним только с религиозным подвижничеством. Видимые последствия протестантского мировоззрения на первый взгляд положительны. Люди много и честно работают. Труд спасает их, как говорил Вольтер, от трех главных зол — скуки, нужды и порока. Но избегают они пороков не потому, что находят пороки неприемлемыми, а потому, что это препятствует достижению главной цели — накоплению богатства. Глупо тратить деньги — ключ в Царство Небесное, на радости быстротечной жизни. Глупо ничего не делать, когда есть возможность заработать. Так деньги становятся сродни иконе, и маммона материализуется.

Пионерам капитализма срочно требуются рабочие руки, и государство в ответ проводит политику, отвечающую запросам промышленности. Поощряются процессы, отрывающие сельское население от земли и прикрепляющие его к фабрикам. Монархи сознательно идут на такую политику, потому что развивающаяся экономика увеличивает военную мощь. Католицизм заложил основу, а протестантизм дал техническому прогрессу гигантский толчок. Наиболее революционные новшества приходятся именно на этот период. Возникает еще более жесткая связь между экономикой и безопасностью. Доблесть умаляется еще больше. На высшие ступени общества все чаще проникают не люди чести, а или коммерсанты, или воины-хищники, прообраз «белокурой бестии», ставящей свою гордыню выше всего на свете.

Зависимость безопасности от экономики провоцирует невиданный в истории промышленный скачок. Теория предопределения дает экономическому людоедству оправдание. Избранные получают моральное право на нечеловеческую эксплуатацию отверженных. Коммерсанты не видели ничего предосудительного в эксплуатации второсортных. Раз они все равно обречены на вечные муки, какой смысл с ними церемониться, спрашивали они себя? Что изменится, если к вечным мукам ада добавятся временные муки земли? По логике, ничего... Чем эксплуатация была жестче, тем экономический результат был выше. Последнее обстоятельство решало все, из несчастных выжимали максимум прибыли. Даже если эксплуатировались отверженные, коим от роду пять лет, в этом не усматривалось ничего особенного. Да, дети умирали достаточно быстро, а если и выживали, то к 10—12 годам становились калеками, их просто выкидывали на улицу за ненадобностью. Но этим питался Молох, именуемый теперь Прогрессом, это было прибыльно. Кто знает, может, Бог зачтет отверженным земные страдания и облегчит их участь в аду, куда они все равно попадут, думали набожные обыватели, подсчитывая прибыль.

* * *

Раньше безопасность общества зависела от воинов, воины — от чести, а честь — от религии. В конечном итоге, безопасность зависела от религии. В новом мире безопасность, в конечном итоге, зависит уже не от религии, а от экономики. Экономика — от коммерсантов, а коммерческая деятельность от отсутствия ограничений. Поскольку самые большие ограничения устанавливала религия, получалось, безопасность общества зависела от отсутствия религии. Снова все ставится с ног на голову. В новых условиях зарождается сила, ориентируемая на прибыль любой ценой, даже ценой уничтожения самого общества. На сегодня эта сила выросла в транснациональные корпорации, небиологическую форму жизни, цели которой отличны от целей общества.

Глава 6. Международный рынок

Рост промышленности необходимым образом приводит к развитию торговли, в том числе и международной. Начинается эпоха великих географических открытий. В новых землях находят не только золото, но и непривычного вида людей. Возникает вопрос: как к ним относиться? Католики, мусульмане, православные и вообще все сходятся на том, что это люди. И только протестанты, которые даже в своих гражданах отказывались видеть полноценных людей, говорят, что это не люди. У них нет души, заявляют они со своих кафедр, и подкрепляют это утверждение сложной цепью логических умозаключений. Согласно их доктрине, это оригинальный вид обезьян, человекоподобных существ, которых можно научить несложной физической работе, как скотину, и примитивной человеческой речи, как попугая, но это не повод приравнивать их даже к второсортным людям. Индейцев, арабов, негров и т.д. зачислили в третий сорт. Выстроилась иерархия: 1) люди избранные; 2) люди отверженные; 3) человекообразные животные. Третий сорт рассматривают как двуногую скотину, объект купли-продажи, которую нужно поймать, приручить и использовать. В прямом смысле начинается охота на людей. Несчастных штабелями складывают в корабельные трюмы и везут на невольничьи рынки. Во время перевозки гибло до 90% пассажиров, что не отрицается западными учеными.

Оправдать разворачивающийся процесс в рамках христианства было невозможно. Витиеватые логические конструкции не усваивались широкой народной массой. Люди чувствовали за всей этой казуистикой подвох. Сознание в прямом смысле раздваивалось. С одной стороны, строжайшие моральные правила в личной жизни, сравнимые с нравами первых христиан, с другой стороны, безудержное стремление к деньгам. Христос учил помогать слабым, а протестантская теория учила грабежу. То, что он был завуалирован религиозными сентенциями, ничего не меняло. Христос учил равенству, «ни эллина, ни иудея», а протестанты делили людей по сортам. Незаметно получилось, что по всем основным пунктам протестантизм противоречил христианству.

На этой волне вырастает новый тип общества, прообраз потребительского, которое заявляет о своем праве понимать жизнь как непрерывную гонку за удовольствием. Такие люди были всегда. Но если раньше они ощущали себя грешниками, преступниками против Бога, то теперь это переосмысливается. Новый класс людей активно завоевывает место под солнцем. Их образ жизни внешне привлекателен, и потому быстро соблазняет широкие массы.

Протестантское общество сталкивается с парадоксом. Чтобы попасть в рай, нужно стать богатым, но чтобы стать богатым, нужно отказаться от христианства. Два взаимоисключающих направления раздирают общество. Одна половина продолжает жить в соответствии с христианскими ценностями, другая ориентируется ...на ценности буржуазные. Зачастую граница этих двух мировоззрений проходила будто по сердцу одного человека. Расколотое и в себе самом, и в каждом из своих членов, общество подходит к черте, за которой стремление к богатству больше невозможно сочетать даже и с урезанной христианской моралью. Государство оказывается между молотом и наковальней. С одной стороны, экономика требует оставить все духовные и моральные ограничения. С другой стороны, все громче заявляет о своих правах новый тип людей, видящих смысл жизни в удовольствии. Эти тенденции начинают уничтожать ключевые принципы общества.

Поскольку выживание в банке с пауками требует большого ума и силы воли, финансовую и промышленную элиту образуют самые умные и волевые хищники. Общество из единой структуры превращается в собрание независимых индивидов, объединенных экономическими отношениями. Целью жизни провозглашается философия успеха. Вместо идеи общего спасения, достигаемой коллективной ответственностью, рождается идея личного успеха, где каждый отвечает лишь за себя. Личное благо становится выше общего. Коллективизм сменяется индивидуализмом. Возникает целая когорта людей, ориентированная эксплуатировать кого угодно и как угодно, если это несет прибыль. Элита становится флюгером, которым крутит ветер выгоды. Пресыщенные аристократы, ориентированные только на получение удовольствия, являют собой процесс разложения.

Стремление реализовать собственную самооценку направляет энергию наиболее амбициозных людей в потребительское русло. Хочешь увеличить социальный статус? Тогда увеличь свои потребительские возможности. Смысл жизни понимается в том, чтобы любым путем приобрести как можно больше денег, чтобы потом их потратить. Здесь кроется подвох. Природа денег такова, что после определенной цифры они превращаются в талоны на игру, то есть в инструмент для достижения не личных, а иных, очень крупных целей. Если человек продолжает «осваивать» огромные суммы, пропуская через себя горы товаров и услуг, он тем самым разрушает себя. На первых порах это незаметно, но по мере нарастания потока порочность такого подхода обнажается. Кто «прокачивает» через себя огромные суммы, тот неминуемо пускается во все тяжкие. Счастья, кстати, это не добавляет.

В эпоху возрождения язычества (и упадка христианства) развивается особый, доселе невиданный вид экономики, ориентированный не на обеспечение общества, а на получение прибыли за счет общества. Кажется, это одно и то же. На самом деле это разные вещи. Например, табачные компании, проституция или игорный бизнес разрушают общество. Но несмотря на это, их не закрывают, потому что они приносят огромную прибыль.

Чтобы узаконить начавшиеся изменения, требуется новый идейный фундамент. Нужно помочь человеку осознать, что в поисках истины надо руководствоваться не религией, а логикой. Восстанавливается языческий образ мысли. Декарт закладывает метафизическую основу для нового общества. Философы нового времени берут за точку отсчета не Бога, а «я мыслю, следовательно, существую», то есть то, в чем нельзя усомниться. Лейбниц совершенствует эту мысль, и рождается целая философия, в которой Богу если и есть место, то очень мало. Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель рождают метафизику «абсолютного субъекта», не зависимого ни от чего окружающего, отрицающего все, в чем можно усомниться, и находящего самого себя в самом себе. Для нормального человека новоевропейская школа кажется пресыщенной фантазией, галиматьей и парадоксом. Но, как бы там ни было, процесс пошел. Культ чистого разума породил культ знания, которое стало знаменем нового мира. С этого момента раковые клетки, пожирающие донора, чувствуют себя в законе. «Где древо познания, там рай: так вещают старейшие и новейшие змеи» (Ф. Ницше).

Глава 7. Возрождение язычества

Религиозный человек воспринимал себя, бесконечный Космос и Высшие силы как единое целое. Он не чувствовал одиночества и страха, потому что был не один на один с этими силами. Церковь объединяла индивидов в общество, и люди вместе стояли перед Богом. Религиозный страх имелся, но он не переходил границ, не превращался в фобию. Протестантизм назвал Церковь лишним посредником, превратив человека в индивидуалиста, оставив его один на один перед лицом Высшей Силы. Холодный страх наполнил все существо человека. Ушло ощущение безопасности. Раздавленный величием этой силы, человек из богоподобной личности, устраивающей свою судьбу, превращается в винтик, от которого ничего не зависит. Казалось бы, это должно породить апатию, но новое понимание денег дает обратный эффект. Человек, испытывая потребность спрятаться от «лишних» мыслей, с головой погружается в труд ради богатства, что согласуется с протестантской теорией богоизбранности.

Если раньше язычество накладывалось на преклонение перед Природой, то теперь оно совмещается со стремлением покорить Природу. Языческий образ мысли усиливает прогресс, который ломает христианские ограничения. Возникает потребность обосновать этот слом в теории. Философы той эпохи за несколько последовательных шагов решают поставленную задачу. Первый шаг: христианство заменяется деизмом — учением об отсутствующем Боге-Творце, сделавшем мир и оставившем его на произвол судьбы. Второй шаг: деизм заменяют пантеизмом, отрицающим Бога как личность и сводящим Его к безличностной природе, Богу-природе. Третий шаг: пантеизм заменяется атеизмом — отрицанием Бога в принципе. «Сказал безумец в сердце своем «нет Бога» (Пс. 13,1). С этого момента человечество берет курс на последний акт трагедии — переход от атеизма к сатанизму, то есть признание «золотого тельца» высшей силой, которая предлагает награду за службу в виде того или иного удовольствия. Наступает культ человеческого разума. Декарт пишет: «Я могу признать существующим только то, в существовании чего не сомневаюсь», то есть область метафизической веры и Откровения отрицается. Мир ограничивается, сужаясь до области, воспринимаемой пятью человеческими чувствами. Все, что наши чувства не могут зафиксировать, объявляется дикостью, пережитком и мракобесием. Просвещенное человечество уподобляется дикарю, отрицающему радиацию только на том основании, что он ее не видит и не слышит. Земная логика выталкивает христианство из жизни народных масс. Когда высшим ориентиром становится материальная выгода, логика подсказывает, что, с точки зрения сиюминутной выгоды, грабеж слабых результативнее их защиты. Так вступает в действие знаменитый тезис «человек человеку — волк».

Трудовая одержимость, выполняя роль локомотива, окончательно перетаскивает общество из религиозной эпохи в светскую. Меняется мировоззренческая платформа. Вчера человек жил для Бога, сегодня живет для себя. В центре новой социальной модели теперь расположен не Бог, а человек. Рождается лозунг «все во имя человека, все для блага человека». За его внешней привлекательностью прячется другая мысль: «все во имя плоти человека», которая при еще более точном прочтении оказывается «все для плотских желаний». Душа в нарождающемся новом обществе не принимается в расчет. Культ разума вытесняет из жизни все иррациональное. Атеистические ножницы отрезают человека от Бога. Знакомая Вселенная превращается в огромную черную бездну, которую никакой атеизм не в силах ни убрать, ни объять. Став чужой, она давит сильнее, чем прежде. Белый свет сменяется черным космосом. Эти цифры, расстояния, объемы, которых человек не может даже вообразить, разрывают сознание. Без религии космос становится страшным, холодным и непонятным. Человек боится этих мыслей. Женщины не знают, кого любить, мужчины не знают, чему служить. Люди прячут внутреннюю растерянность за рутиной ежедневных действий, личном материальном успехе и сиюминутных удовольствиях. Мысли о вечном ставятся под запрет. Постепенно человек превращается в вещь, существующую в искусственно созданном мире-механизме, и выполняющую функцию большой... или очень большой, или очень маленькой, но всегда шестеренки, для которой вопроса о смысле жизни не существует.

Смена протестантизма атеизмом не изменила главного — человек подсознательно продолжает чувствовать себя ничтожеством, от которого ничего не зависит. Страх перед холодным и немилосердным протестантским Богом, обрекающим на муки невинных людей, сменяется атеистическим страхом перед гигантской Тайной, постигнуть которую, согласно той же логике, невозможно, потому что конечное не может вместить бесконечное. Атеист может считать себя центром вселенной, но это не меняет сути дела. Отныне космос для него бесконечно гигантский непонятный механизм, на который он никогда не сможет повлиять, потому что конечное не может влиять на бесконечное. Нет ни души, ни духа, только слепая игра стихии, стремящаяся к абсолютному покою — смерти. Атеизм, назвавший человека случайным скоплением молекул, убил последний шанс на гармонию с Космосом. Молчание и бесконечность гигантских пространств подчеркивают ничтожность и бессмысленность человеческого существования. Громкие заявления о покорении природы стихают. Сегодня акцент переносится на совершенствование утюгов.

Оптимистическая вера атеистов в свои неограниченные возможности разбилась о действительность. Очень скоро выяснилось, что ни человек, ни группа людей не могут противостоять новому божеству по имени Рынок. Если члены нового общества нарушат закон Рынка, они упадут. Миллионы таких же даже не перешагнут их. По закону Рынка упавших просто затопчут. И это страшно, потому что это не по-человечески. Здесь предчувствие ада.

Человек, чтобы не быть раздавленным, вынужден выполнять законы Рынка так же тщательно, как некогда выполнял законы Бога. Величие Рынка стало настолько огромно, что люди лишились уверенности в себе. Все признали, что никто на планете не в состоянии управлять поведением Рынка. Протестантизм, упразднив священство и оставив человека один на один с Богом, сменился атеизмом, поставившим человека лицом к лицу с Рынком. Поменялось божество, но суть осталась той же — абсолютная зависимость от непонятной могущественной силы, перед которой человек вынужден преклоняться. Рынок заставил человека искать в экономике ответы на все вопросы точно так же, как недавно человек искал ответы в Откровении.

Рождающаяся цивилизация, несмотря на преемственность мировоззрения древних, была принципиально новой. Рим и Греция, как бы логичны они ни были, возводили нерациональные, с точки зрения логики, храмы целому пантеону богов, в том числе и алтарь неведомому Богу. Светская цивилизация ничего, кроме храмов Рынку, не возводила. Банки, торговые центры, супермаркеты и биржи изначально были не просто зданиями. Они являлись культовыми сооружениями, храмами, призванными своим величием подавить и ослепить индивида.

Глава 8. Основы гуманизма

Разрушение христианской морали шло такими темпами, что обществу грозил хаос. Отцы-основатели озадачиваются созданием нового фундамента. Они берут что-то от протестантизма, что-то от язычества, что-то от философии древних, в частности Протагора (человек есть мера всех вещей), смешивают все это с атеизмом, и из такой гремучей смеси рожают парадоксальную теорию гуманизма. Провозглашаются различные права и свободы, изначально предназначенные не для всех, а только для «первосортных» за счет эксплуатации «низкосортных», на которых блага гуманизма не распространялись.

«Белая и пушистая» теория гуманизма, со всеми его правами и равенствами, на практике представляет обман чистейшей воды. Дело не столько в расистских амбициях, сколько в элементарных расчетах. Уровень жизни, на который претендует западноевропеец, даже теоретически нельзя обеспечить остальному населению планеты. Ресурса не хватит, чтобы всем шести миллиардам дать западный уровень жизни. Население США, составляющее около 5 % населения планеты, потребляет 40 % земных ресурсов. Если такой уровень потребления обеспечить еще 5 %, это составит 80 % ресурсов. А если еще 2,5 %, то ресурсы окажутся использованными на 100 %. Если учесть особенность экономики Запада, обеспечивающей высокий уровень потребления, не надо забывать, что она может существовать только при неуклонном росте потребления, иначе умрет. С учетом этого обстоятельства картина становится вовсе безрадостная. Но даже если цифра в 12,5 % не будет расти, что делать оставшимся 87,5 %? Жить на марсианские ресурсы? Если вы хотите жить как на Западе, надо и эксплуатировать западными темпами. Сознательно эксплуатировать. Себе подобных эксплуатировать. Вот вам и весь гуманизм. Это лукавое учение, родившееся из протестантизма, сохранило родовые признаки. Оно изначально предполагает разделение людей на избранных и отверженных, потому что сделать всех избранными невозможно.

Если рассуждать здраво, у человечества только два пути: или жить единой семьей по средствам, или пять миллиардов будет обеспечивать гуманизм «золотому миллиарду». Но так как столько «обслуги» в век технического прогресса не требуется, получается, это лишние люди. Они просто мешают жить «нормальным, цивилизованным» людям, под которыми Запад понимает себя. Как эту проблему гуманная цивилизация планирует решать, мы покажем ниже, в следующих книгах. Пока же подчеркнем что на сегодня развернута активная компания по окончательному решению проблемы «лишних людей». Имеются научные технологии «гуманного» уничтожения людей. Достигается это посредством блокирования жизненно важных узлов, в частности, морали и т. п. Сегодня в общество внедряются модели поведения, активизирующие механизмы самоуничтожения общества. Потребительская культура только внешне кажется беззаботной и веселой. За блестящим фасадом идут страшные процессы. Большинство просто не видит, как сжимается гигантская пружина. Всему есть предел, скоро процесс пойдет в обратную сторону. Пружина разожмется. И мало никому не покажется. В первую очередь достанется тем, кто сегодня уверен, что все, о чем здесь пишется, не его ума дело.

Сейчас многие очевидные факты «замыливаются», но гуманисты иллюзий по поводу равенства как не имели, так и не имеют. Раньше они в один и тот же год со спокойной совестью принимали Билль о правах человека и правила торговли рабами. Потому что рабы гражданами не являлись. Теперь они принимают всякие «гуманные» программы по сокращению населения.

В скобках заметим, что в своем логическом развитии теория гуманизма привела к фашизму. Европейское сообщество осудило Гитлера не за то, что он делал, а за то, что он говорил. «Первосортные» англичане и французы веками эксплуатировали «низкосортных» индусов и негров, но называли это просветительской миссией и освобождением угнетенных. Гитлер хотел заняться тем же самым, и если бы он обставил свое желание красивыми словами, его причислили бы к великим завоевателям и просветителям. Но он обозначил свои намерения открытым текстом, и «просвещенные» его осудили.

В октябре 1943 года Гиммлер заявил в Позене группе высокопоставленных эсэсовцев: «Наш моральный долг перед народом — уничтожать людей, которые жаждали уничтожить нас. Большинство из вас знают, что означает видеть груду из ста трупов, или пятисот, или тысячи. Пройти через все это и все-таки — за несколькими исключениями — остаться порядочными людьми — вот что закалило нас. Это славная страница нашей истории, которая никогда не была и не будет написана другими. Глядя на трупы евреев, начинаешь осознавать величие нашей благородной работы». Эти программные слова свидетельствуют о феномене Запада, породившем в середине XX века в центре цивилизованной Европы огромное количество зверей в обличий людей. За мгновенный по меркам истории срок мирные бюргеры стали лютыми волками. На ровном месте подобные вещи не случаются, у каждой такой истории есть свои предпосылки. Предпосылкой фашизма стали четыре века «просвещения», когда негры, арабы и прочие люди, отличные от европейцев, были причислены ко второму сорту. Сотни миллионов «второсортных» были замучены на каторжных работах, куя благополучие Запада. Единственная их вина в том, что они были иные, были слабее.

На костях слабых рождается теория гражданского общества и конкуренции. Суть ее в том, что экономически успешная часть общества сплачивается в отдельный класс граждан, в гражданское общество, цель которого — защищаться от ограбленных. Государственная машина начинает видеть свою функцию в подавлении слабых. Разделение происходит по экономическому признаку. Если христианская теория естественным состоянием общества объявляет любовь, то новая теория объявляет естественным состоянием войну всех против всех (конкуренция). Члены одного общества должны воевать друг с другом точно так же, как раньше общество воевало со своими врагами. Сильный должен строить свое благо на беде слабого. Или ешь ты, или едят тебя. Разница лишь в том, что новая форма людоедства должна быть цивилизованной, в рамках закона, определенного государством. Убивать можно, но по закону. Убей конкурента, разори его, раздави, но по закону, и гражданское общество тебя возвысит. Гражданское правительство понимало охрану закона конкуренции главной задачей. По определению основателя политэкономии Адама Смита, такое государство «неизбежно становится защитой богатых против бедных».

С тех пор положение усугубилось еще больше. Если раньше благословлялось стяжательство только за счет «низкосортных», теперь благословляется любое стяжательство. Чтобы удержаться в касте избранных, уже недостаточно быть просто своим, «первосортным». Расслабишься, и тебя съедят твои же «первосортные» друзья. Чтобы этого не произошло, требуется никому не верить, не иметь никаких принципов и всю жизнь служить одному богу — деньгам. Именно служить, потому что в определенный момент деньги перестают влиять на благосостояние. Уровень жизни очень богатых людей не зависит от того, продолжают они работать или нет. Но они работают, потому что если остановятся, то не просто выпадут из элиты, а будут уничтожены. Своими же.

Львиная доля людского общения начинает строиться вокруг прибыли. Если от общения с вами нет прибыли, оно воспринимается как бессмысленное. Нравственно только то, что прибыльно.

Финансовая элита именно служит деньгам, отдавая им все свое время и силы, но не получая ничего взамен. Реального увеличения благ не происходит, меняются только виртуальные цифры. Учитывая, что финансовый успех обратно пропорционален наличию морали, элита гражданского общества формируется из самых внеморальных людей (это термин финансиста-миллиардера Сороса, предложившего вывести бизнес за скобки морали, то есть узаконить его аморальность.) «Они считают жизнь нашу забавою и житие прибыльною торговлею, ибо говорят, что должно же откуда-либо извлекать прибыль, хотя бы и из зла (Прем. 15,12).

Для оправдания социального расслоения рождается теория социал-дарвинизма, объявляющая общество не единой семьей, где сильные заботятся о слабых, а джунглями, где выживает сильнейший и «горе побежденным». Принцип, по которому строились отношения между государствами (конкуренция, завоевание) никогда не переносился на отношения между личностями внутри государства. Впервые такие отношения начинают культивироваться в новом типе общества, называющего себя словно в насмешку над здравым смыслом гуманным. Человек объявляется животным, находящимся на более высокой стадии развития относительно других животных. Высокоразвитые животные подразделяются по тому же принципу, что и обычные, — по породе. Если раньше аристократизм понимался как свойство духа, то теперь его начинают определять биологией. Верхушка, образно говоря, отрезается от народа, и начинается процесс гниения. И снова как по писаному в Библии: «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет» (Мф. 12,25).

Во всем мире работает гигантская мозгопромывочная машина, оглупляющая людей до предела. Пропаганда активно убеждает широкие массы, что все происходящее есть естественный ход и порядок вещей, который надо терпеть, потому что он естественный. Масса, понимая жизнь как единственную возможность получить удовольствие, хочет получить его быстрее. Рождается массовая преступность. Никакие полицейские меры не в силах остановить ее рост, потому что исчезает главный полицейский — религия, будившая совесть в каждом человеке.

Западное общество попало под власть закона, выведенного не из Откровения, а из той самой логики, посредством которой можно доказать, что черное это белое. Если у древних над законом стояла сила, осуществлявшая над обществом человеческую власть, то с началом описанных процессов верховная власть теряет свою человеческую составляющую, свой авторитет. Разрубленная теорией Монтескье на три части, исполнительную, законодательную и судебную, власть переходит из рук человека в руки закона. Миром правит новый правитель, Закон, что на практике означает власть юристов. В конечном итоге власть узурпирует капитал, потому что он платит юристам. Последствия власти капитала ужасны, что понимают практически все мыслители Запада. Как бы там ни было, но самокритика Западародилась не в Китае и Африке, а на Западе. Например, западный философ и геополитик Э. Хантингтон в «Столкновении цивилизаций» прямо пишет: «Запад — единственная из цивилизаций, которая оказала... разрушающий эффект на все остальные цивилизации»...

Часть четвертая. Общество денег

Глава 1. Новая форма государства

Религиозная страсть к богатству, скромность и строгие моральные правила плюс рабы в лице «отверженных» и «человекообразных», все это стимулирует экономику, что в свою очередь приводит к тому, что протестантская модель нависла над миром в лице превосходящей военной силы. Все монархии поставлены Историей перед выбором: или вас завоюют экономически развитые соседи, или развивайте экономику и содержите соответствующую армию, что возможно только через отказ от религии — главного препятствия на пути развития экономики. В противном случае оккупация сильными соседями, или разрушение религии, фундамента монархии. Оба варианта одинаково смертельны. Религия — единственное оправдание власти монарха, потому что власть царя позиционируется как власть от Бога. Если общество утрачивает веру, монарх в глазах народной массы превращается в диктатора, насильника и обманщика, а монархия — в тиранию, самую неустойчивую социальную конструкцию из всех возможных, обреченную рухнуть в силу естественных противоречий.

Мир делится на два типа общества. Один тип рушит свои традиции и религию, получая взамен экономическую и военную мощь. Другой тип сохраняет традицию и веру, за что лишается светской мощи. Так образовываются две системы жизни. Великая река человечества разделяется на два потока, каждый их которых течет в своем направлении.

Европейские монархи, выбирая, по их мнению, из двух зол меньшее, принесли религию в жертву прогрессу. Взамен они получили военную мощь. Мир оказался во власти светских государств Европы. Страны, сохранившие свою веру, культуру и традиции, попали в зависимость. Запад на длительное время становится «князем мира». Здесь прослеживается древний сюжет: продай душу и получи мир.

Новая реальность порождает вопрос: на каком основании монархи являются правителями, если Бога нет? Получалось, они узурпировали власть. Осознание, что живешь под властью насильника, рождает соответствующие тенденции. Возникает новое мировоззрение, которое начинает борьбу за справедливость, понимаемую в логике атеизма.

Ни одна монархия не могла противостоять этой тенденции. По всему миру, оказавшемуся под влиянием новых учений, проходит волна революций, направленных против самодержавия. Под высокими словами о борьбе за свободу и права одним королям рубят головы, других лишают власти, превращая в своеобразную историческую достопримечательность.

Когда История поставила вопрос ребром, — либо мощь либо вера, — все традиционные цивилизации или изменили форму государства, или сошли с мировой арены. Исключений оказалось два: Израиль, не имевший на тот момент своей территории вообще, и Россия, обладавшая самой большой территорией в мире.

В новом мире возникает новый вопрос: откуда должна браться власть? Все прекрасно понимают, что теория анархизма, отрицавшая власть, равно как и утопии Кампанеллы, Мора и их последователей на практике невозможны, потому что ведут к ослаблению конструкции в целом. Нужна была легитимная власть, связывавшая общество в единый организм. Но откуда она возьмется в новых условиях? Чем новые правители оправдают свое право на власть? Вопрос серьезный. Если раньше власть производилась от Бога и оправдывалась Богом, то есть монарх считался представителем Бога на земле, то в атеистическом обществе такое объяснение было неприемлемым. Диктатура, то есть власть насильника над жертвой, тоже не годилась. В атеистическом обществе диктатура становится особенно неустойчивой. Если раньше новоиспеченная диктатура, ища оправдание обретенной власти, стремилась превратиться в монархию, то в атеистическом обществе подобное превращение оказывалось невозможным. В лучшем случае агония конструкции начнется со смертью диктатора, в худшем — во время его правления. Ничего не оставалось, как позаимствовать у древних институт демократии. Согласно этим догматам, источником власти должен быть непосредственно народ. Он же является ее оправданием и основанием.

Отцы-основатели либеральной демократии стремились создать идеальное общество. Они учли, насколько возможно, все слабые места прошлых демократий. В частности, реализовали теорию разделения властей, чтобы рассредоточить власть и избежать ее узурпации. Далее, ограничили срок правления выборной власти, потому что бессрочное правление автоматически ведет к диктатуре. Чтобы предусмотреть и нейтрализовать все опасности, целая плеяда умнейших людей честно трудилась над теорией либеральной демократии.

И все же творцы новой государственной конструкции не смогли преодолеть главного препятствия. Краеугольным камнем всякой демократии являются выборы. Народ должен выбирать власть. Именно выбирать, а не угадывать или выполнять чужую волю. Демократия из красивой теории могла стать реальностью только при условии, что народ делает выбор. И вот на этом, казалось бы, понятном и простом пункте демократы свернули себе шею. Чтобы четко понять, почему это произошло и почему не могло быть иначе, рассмотрим современную демократическую теорию.

Глава 2. Демократия

Демократическая теория говорит, что власть не захватывается силой. И не дается от Бога. Власть выбирается самим народом. Народ, понимаемый как источник и оправдание власти, выбирает самых достойных, которым доверяет власть. Чтобы демократия не переросла в диктатуру, власть доверяется на фиксированное время, по истечении которого передается следующему избраннику. Если избранник не справляется, народ избирает другого. В этом суть демократии. На первый взгляд все разумно. Но есть одно большое «НО». Дело в том, что для совершения сознательного выбора нужны знания. Не шапочные и частичные, а глубокие знания. Призыв «выбирать сердцем» свидетельствует о том, что устроители выборов признают отсутствие знаний у народа. Без знаний выбор невозможен. Вы не выберете лекарство, если не имеете соответствующих знаний. По красоте упаковки выбор невозможен, потому что это будет выбор упаковки, а не лекарства. Так же невозможно «сердцем» определить лучший научный труд из двух представленных, если нет соответствующих знаний. Если каким-то образом человека, не имеющего соответствующих знаний, побудить к выбору, он будет выбирать не труд, а обложку; не лекарство, а упаковку. Солдаты не могут выбирать военачальников именно из-за нехватки знаний. Если устроить всесолдат-ские выборы, к власти придут краснобаи, умеющие манипулировать солдатскими желаниями. Всенародные выборы сводятся к откровенной глупости, потому что народ, как ребенок, всегда отдает предпочтение фантику, а не содержанию. Народный выбор в духе «голосуй сердцем» всегда сводится не к сути, а к форме. С таким же успехом можно организовать всенародные выборы нобелевских лауреатов в номинации «ядерная физика».

Опыт истории подтверждает, что в крупных коллективах демократия в принципе невозможна. Несоответствие между демократией в теории и демократией на практике замечено давно. По этому поводу написаны тысячи книг, не известных досужей публике (избирателям). Еще Платон говорил, что в обществах, превышающих 5 тысяч человек, демократия превращается в пустой звук, во власть плутов, плутократию. Руссо в «Общественном договоре» пишет, что для больших государств единственной формой правления может быть только монархия. Демократические принципы возможны в малых коллективах, вроде древнегреческого полиса или современной деревни, где люди осознанно выбирают, потому что знают друг друга, знают не по клипам и листовкам, а по жизни. Знают, что Петров — пьяница и лентяй, а Иванов — хозяйственный и непьющий мужик. Эти знания позволяют сознательно выбирать старосту своей деревни. Выбрать руководителя армии или экономики народ не может. Выбирать руководителя сразу над всем этим народ не может тем более.

Круг замкнулся: у народа нет знаний; без знаний нет выбора; без выбора нет демократии. В Германии, России или США нет никакой демократии. Миф о демократических выборах в этих странах — сознательная ложь. Из этого следует, что в «свободном мире» основанием власти является не народный выбор, а что-то другое. Вопрос, что?

Если пофантазировать и представить, что в США чудом появилась возможность разумного выбора, система сведет его к двум одинаковым вариантам. Вопрос об основном и принципиальном в Америке не стоит: вы вольны выбирать, какой рукой стрелять, правой или левой, а вот куда стрелять, определяете не вы, и даже не президент. Все определяет система. Кандидаты от обеих американских партий ничем не отличаются друг от друга. Все отличия, во-первых, второстепенны, а во-вторых, смехотворны. Одни заявляют, что понизят налоги на 0,5 %, а вторые обещают сделать то же самое на 0,4 %. Если вы назовете это выбором, можно завидовать силе вашего воображения.

Последняя попытка разорвать заколдованный круг: система выбора выборщиков (то есть сначала народ выбирает самых достойных, а они, в свою очередь, выбирают власть). Эта система тоже ни к чему не привела. Самые способные оказались равно не способны выбирать руководителя армии или экономики, или всего этого сразу. На практике все свелось к возникновению группировок и их борьбе за кормушку, портфели и прочие лакомства власти.

Мыслители эпохи Просвещения искали выход, но, увы, не нашли. Отцы-основатели надеялись выскочить из этой ловушки через образование, то есть если народу дать знания, он сможет сам, без манипулирования, выбрать лучших. Прошли века, но мир ни на йоту не приблизился к осуществлению этой мечты. Практика показала: дать народу знания, достаточные для выбора, невозможно в принципе. Тем более что многие из этих знаний составляют государственную тайну.

Демократия оказалась ловушкой, а демократы превратились в демагогов, спекулирующих на эмоциях простых людей. Прекрасно сознавая, что никакого выбора люди сделать не могут, они все равно побуждают их выбирать. Немногие демократы, которых можно назвать честными, по сути «слепые вожди слепых... а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15-14).

Проблема налицо, и никем не отрицается. Но вместо ее решения начинается приспособление под проблему. Оперируя привитыми шаблонами, демократы упорно твердят, что все беды из-за плохих «деталей» государственного механизма, то есть из-за плохих чиновников и казнокрадов. Если плохих чиновников поменять на хороших, ситуация исправится. Вроде бы, очевидно, что если конструкция дефектна по сути, можно хоть все детали сделать золотыми, механизм все равно работать не будет. Систему надо менять, а не детали порочной системы.

Самая большая ошибка в том, что люди видят главное зло не в системе, генерирующей олигархов и казнокрадов, а в создаваемых ею олигархах и казнокрадах. Они не понимают, что это творения системы, и если убрать этих казнокрадов, система породит других, точно таких же.

Люди словно ослепли. Никто не видит, что во всех демократиях проблемы похожи друг на друга как близнецы — падение рождаемости, рост смертности, наркомании, утрата нравственности и т. д. Очевидно, что причину надо искать не в качестве чиновников, а в качестве конструкции, но люди, как заколдованные, ходят по кругу пустых лозунгов. Обществу положили под компас топор, и теперь оно плывет в опасном направлении. Подняться на высоту, с которой можно оценить верность направления, могут единицы. Основная масса не может задаться такими вопросами. Простые люди стремятся к счастью в заданных рамках. Сами себе они никогда не задают рамок. Их задает или религия, или рынок. За сохранностью рамок следит Отец или Рынок. Когда Отца нет, Рынок высвобождает страсти, и они, ничем не ограниченные, начинают разрушительную работу. Самых умных и энергичных Рынок превращает в паразитов (да-да, именно превращает, сами они такими стать не могли, их такими сделали, виновата система, а не люди).

Глава 3. Суть современной системы

Что представляет собой система, замаскированная либеральной риторикой? На каких реальных, а не декларируемых принципах она основана? Чтобы ответить на вопрос, нужно освободиться от словесных нагромождений, которыми демократия облеплена, словно театральная тумба афишами. Сорвите с нее яркие плакаты, и вам откроется неприглядная истина. Вы увидите, что «избиратели» играют роль китайских болванчиков, которых надо ткнуть пальцем, чтобы они дружно закивали в нужную сторону, выполняя чужую волю. На сегодня выборы власти по факту являются выборами рекламных роликов. «Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху» (2Тим. 4,3).

Традиционная власть управляет народом через принуждение и убеждение. Демократическая — через манипуляцию сознанием и соблазнение. Технологии, обеспечивающие манипуляцию, эффективно работают, когда народные массы приведены в аморфное и беспринципное состояние. Демократические правительства вынуждены формировать людям потребительское и эгоистичное сознание, чтобы они были неспособны адекватно реагировать на происходящее.

Власть в таком обществе получает не тот, кому Бог дал ум понимать ситуацию и сердце, способное любить весь народ, а тот, кто организовал наиболее яркое, интересное и соблазнительное шоу. На практике демократия сводится к борьбе финансовых группировок за власть. Остальное — риторика, призванная дурачить обывателей. Побеждает тот, чьи обещания выглядят правдоподобнее и естественнее. Чтобы победить в такого рода соревновании, надо, во-первых, иметь финансы, а во-вторых, исходить не из реальных возможностей, а из желаний народа. Раз народ хочет всего и сразу, значит, победит тот, кто сможет внушить народу, что он даст ему все и сразу. Разумеется, ни о каком выполнении предвыборных обещаний априори не может быть и речи. Их озвучивают только для того, чтобы получить власть. Современные кандидаты удивительно похожи на ловеласа, соблазняющего девушку, обещая на ней жениться, но изначально и не думающего о свадьбе. Демократические выборы свелись к обещаниям скорого материального благополучия и удовлетворения различных желаний тех или иных групп, на голоса которых борцы рассчитывают. Эти обещания не зависят от реального положения дел. Соискатели власти, подстраиваясь под массу, погрузились в самый махровый популизм, грабя народ от имени народа.

На практике вместо демократии получилась крайне хрупкая система, живущая исключительно за счет гигантского военного превосходства. Сегодня, когда военный паритет начинает восстанавливаться за счет прогресса и удешевления технологий, Западу, чтобы выдержать натиск традиционных цивилизаций, потребуется восстановить утраченные ребра жесткости, коими является религия и традиция. Для этого атоми-зированную массу эгоистов надо снова превратить в членов общества. Для этого необходимо остановить падение нравственности, возродить понятие чести, преодолеть эгоизм и равнодушие. Достичь такого результата возможно только через возврат религии в качестве главного ориентира. Как это сделать в «гуманном» обществе, утверждающем, что педерастия есть невинная шалость и неотъемлемое право просвещенного человека? Откровение утверждает, что «если кто ляжет с мужчиной, как с женщиной, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них» (Лев. 20,13). Никакой компромисс между гуманизмом и Откровением невозможен. Вирусы вышли на свободу, и добровольно в клетку не пойдут.

Ж.-Ж. Руссо в «Общественном договоре» пишет, что демократия возможна в обществе, состоящем из богов. Обратите внимание, даже не из святых, а именно из богов. Но человечеству даже до состояния святости далеко. Помимо святости требуется еще способность выбирать власть. Не гадать или выполнять чужую волю, а именно выбирать.

На практике демократия превратилась в фарс и утопию. Иллюзия растаяла в реальности, как снежная баба весной. Столкнувшись с невозможностью построить свободное общество, о котором грезили отцы-основатели, демократы стали создавать общество иллюзии. Ради этого пожертвовали религией, традицией и культурой. Это позволило сохранить видимость демократии и контроль над массой. Теперь правительства всех демократий обречены идти популистским путем, подстраиваясь под уровень обывательского понимания. Чтобы находить такой уровень управления достаточным, нужно самому быть обывателем, испытывающим состояние счастья не от того, что заботишься о своем народе, а от возможности решать за его счет свои ничтожные проблемы.

Глава 4. Финиш

В ключевые точки западного общества буквально заколочены гвозди. В одну руку вбит Рынок. В другую руку — временная власть. Одна нога прибита Атеизмом. Другая нога пригвождена Похотями. Свободное действие при таких условиях невозможно. Если бы власть была постоянной, имелась бы теоретическая возможность вернуться «на круги своя». Но при системе, провозглашающей постоянную смену власти обязательным условием, власть всегда будет принадлежать Рынку.

Посмотрите на ситуацию с экономической точки зрения: если каждые четыре дня менять хозяина машины, фабрики или кафе, ни от автомобиля, ни от фабрики, ни от кафе ничего не останется. Посмотрите с точки зрения формирования сознания: чтобы воспитать из ребенка человека, нужно минимум 20 лет. Воспитание урывками будет означать отсутствие воспитания.

Проводя параллели и соблюдая пропорции, мы видим, что для любой страны четыре года — это то же самое, что для кафе четыре дня. Воспитание человека, равно как и воспитание народа, это минимум поколение. В мире нет ни одного примера успешного ведения хозяйства без хозяина, воспитания без воспитателя. США просуществовали более двух веков только потому, что никогда не имели той демократии, о которой говорят. У них всегда была постоянная власть. Менялась только крошечная верхушка айсберга. Подводная часть оставалась неизменной. СССР просуществовал 70 лет благодаря постоянной власти. В противном случае России не было бы уже к 1930 году.

Везде, куда ни кинь, власть временщиков выполняет функцию раковой опухоли до тех пор, пока не убьет своего донора. Планета уподобляется кораблю, сбившемуся с курса и с увеличивающейся пробоиной в днище. Если так пойдет дальше, самые глобальные катастрофы покажутся человечеству детским лепетом перед надвигающейся проблемой. Но самое страшное то, что никому из тех, кого мы называем публичными политиками, до этого нет дела. Все объясняется временным характером власти. При демократии власть, прежде всего, стремится сохранить себя. Охватывать масштаб происходящих процессов в такой ситуации просто некому. Так как сохранение власти на практике означает манипуляцию сознанием, демократии всего мира не занимаются ни чем иным, кроме как манипуляцией. Самые важные проблемы отходят на второй план перед проблемой сохранения власти. Демократические правительства что называется крошат целые народы в муку, в массу, из которой лепят изделия требуемой конфигурации. Функции миксера выполняют «свободные» СМИ. На смену железным цепям пришли кандалы сознания. На сегодня возникла новая разновидность тоталитаризма. Современные рабы превращены в обитателей «острова дураков» из сказки «Незнайка на Луне». Разорвать такие цепи самостоятельно масса не может даже теоретически.

В демократии изначально заложено два механизма самоуничтожения. Первый — во власть приходят не ради блага общества, а ради возможности грабить общество. Второй — фиксированный срок правления возводит человеческий эгоизм в квадрат. Система культивирует беспощадного хищника-эгоиста, методично уничтожающего жизненно важные узлы общества. Кажется, нелогично ради сиюминутного удовольствия уничтожать ключевые узлы корабельного механизма, если сам плывешь на этом корабле, но в действиях раковых клеток не следует искать логики. Пожирая систему жизнеобеспечения, они не думают о смысле своих действий. Чтобы заглянуть в будущее и увидеть, к чему все идет, нужно думать в масштабе планеты. На это способно очень ограниченное число людей, которых демократическая система не культивирует, а или уничтожает, или понуждает работать на усиление процесса разрушения. И улучшить демократию невозможно в принципе.

Глава 5. Культ глупости

Непонимание ситуации ускоряет разрушение. Легче утопить баржу, когда не знаешь, что на ней дети. Знание реальной ситуации отрезвило бы многих, но знания нет. Судя по слаженности и последовательности действий, можно заключить, что есть силы, прекрасно понимающие характер происходящего, но судя по тому, что эти процессы набирают обороты, можно сделать вывод, что эти силы не собираются им противиться. Похоже, они наоборот, стимулируют их. Что это за силы и зачем им это надо, предмет отдельного разговора, который будет во второй книге.

Демократия на практике превращается в большее зло даже по сравнению с фашизмом. Ее особая опасность в том, что страшный хищник носит добрую личину. Честных борцов за демократию оправдывает их неведение, «ибо не ведают, что творят». Они упорно закрывают глаза на действительность, существуя как во сне. Фашизм хотя бы открыто заявлял о своих намерениях, и у людей была возможность защищаться. Демократия скрывает свою сущность за нагромождением красивых и пустых слов с оттенком научности. Демократия не говорит открыто: «Или ешь ты, или едят тебя», не говорит: «Грабь слабого»! Вместо этого она вещает о равных правах и о конкуренции.

Демократия не говорит в лоб, что «человек по природе своей эгоист, насильник и грабитель». Но рассуждает о праве каждого на самоопределение. Не откровенничает о запланированном растлении молодежи, как о средстве снижения рождаемости в рамках борьбы с перенаселением. Вместо этого ратует за сексуальную грамотность и права ребенка. Демократия — это самый настоящий волк в овечьей шкуре, питающийся беззащитными младенцами.

Заповеди демократии, оправдывающие и легализующие социальный каннибализм, открыто осуждались многими западными учеными. Но оглупленная широкая масса предпочитает получать информацию из клипов и лозунгов, специально созданных, чтобы вложить в сознание не истинные, а ложные установки, провоцирующие животный тип поведения. Труды ученых масса не читает, и читать не будет. Получается, честные люди, кричащие об опасности, по факту доносят свои мысли только до тех, кто и так все знает. Чтобы донести эти мысли до широких масс, нужно не книги писать, а обращаться к иному, более доступному способу подачи мысли. Потому что способ подачи информации определяет отношение к информации.

Общество ничего не видит, потому что его держат в состоянии глубокого гипноза. Никогда еще народ не был таким темным, как сейчас. Человеку не дают шанса остановиться и осмыслить происходящее. Нескончаемые сериалы, один тупее другого, пошлая эстрада, похотливые или агрессивные фильмы, аккуратно воздействуя на подсознание, культивируют дух эгоизма и насилия. Нормальный человек за короткий промежуток времени превращается в беспринципное животное, ведущее абсолютно бессмысленную жизнь.

В атмосфере царит ЗЛО. И виноваты в этом не люди. Человек подобен бутылке, он носит в себе то, что в него налили. Никто не в состоянии противостоять профессионально организованному напору. Большинство интуитивно чувствует зло, но не осмысливает ситуацию. Демократия прячется от серьезных вопросов за социальным наркотиком — массовой культурой. Оболваненной массе все кажется понятным и приятным. Если воздействие остановить, обнажится страшная реальность. И демократия тут же рухнет. Чтобы этого не произошло, шумовой поток ни на минуту не оставляет человека. Реклама, эстрада и телевидение внедряют в наше подсознание бесконечные бренды и слоганы, несущие определенную установку. Они сопровождают нас везде, спрятаться от них невозможно. Ненавязчиво, но круглосуточно, масс-культура держит людей в состоянии прострации. Всегда, как минимум, слышна незатейливая мелодия, а перед глазами маячит реклама. Информации, рассчитанной на сознательное восприятие, там нуль, все рассчитано на подсознание, на активацию и поддержание животного начала. Самое неприятное и опасное здесь то, что мы сами оплачиваем свое оболванивание, покупая музыкальный диск или билет на фильм. Нам кажется, что никто не заставляет нас включать ту или иную передачу. Но это только кажется. Еще как заставляют. Только мы не замечаем, потому что делается это незаметно.

У человека есть естественные желания, данные от рождения, и есть созданные. Например, хоть сейчас, хоть сто лет назад, мужчина совершенно конкретным образом отреагирует на женские прелести. А вот музыка столетней давности вызовет у него другие эмоции, нежели современная. Человеку кажется, что так происходит потому, что именно эта музыка ему нравится, то есть он делает свой выбор. На самом деле, это сформированный вкус, навязанный извне. Как упоминалось ранее, кто формирует вкусы, тот определяет направления потоков социальной энергии. Судя по сегодняшнему направлению, сила, культивирующая вкусы, имеет глубоко античеловеческое начало.

Современная система превращает людей в существ, у которых в принципе не может быть высоких целей. Из народа делают массу, толпу, стадо. В такой атмосфере даже сильная личность становится амебой с двумя мыслями: где взять денег и как их потратить. Народ подчиняется пороку, требуя одного — хлеба и зрелищ. На этом фоне множатся сексуальные и наркоманские революции.

Кто-то скажет, что, возможно, это и есть счастье. Такая точка зрения имела бы право на существование, если бы охватывала всю жизнь, а не вырванную из нее минуту. Уколовшемуся наркоману тоже хорошо, но если взять ситуацию в целом, а не миг «кайфа», мы увидим ломку и скорую смерть. Поэтому точка зрения о таком счастье есть недозревшая или пустая мысль.

Глава 6. Чудовища

Мир изменился. Выкладки Смита и Риккардо, Маркса и Кейнса давно неприменимы к современному состоянию экономики. Никто не осмысливает происходящее в соответствующем масштабе (или эти исследования засекречены). Все сведено к сиюминутному приспособлению под новое божество, — Транснациональные Корпорации (ТНК). Они развиваются по своим неведомым законам. Судя по манерам, это необычайно кровожадные, опасные и лукавые монстры, суть которых — холодное стремление к прибыли. Перефразируя Ницше, это самые холодные чудовища из всех холодных чудовищ. Они питаются здоровьем и жизнью людей, обманом и соблазном превращая их в своих рабов. Как Прокруст, они отрубают у человека духовность, превращая его в сверхпотребителя. Ради своих целей эти существа готовы на любые жертвы, вплоть до гибели человечества. Их конечные цели невозможно просчитать, но ясно, что главная цель здесь не прибыль. Неведомые гигантские силы стремятся к своей неведомой цели, направляя человечество к смерти.

Рынок, как ветхозаветный змей, не заставляет, а соблазняет, без кнута и концлагеря. Он заковывает сознание в кандалы, блокируя внутреннюю свободу. Из мыслительных процессов устраняется проблема Добра и Зла. Все сводится к рациональным критериям эффективности и рентабельности. Утрачивается способность поместить тот или иной факт в жесткую систему координат. Нет ни принципов, ни стандартов. Большинство чувствует — происходит что-то не то, но, не умея дать ясной оценки ситуации, вынуждено на все закрывать глаза, изобретая оправдания своему равнодушию. Человек становится бессмысленным животным, не имеющим понятия о главном — куда он идет, откуда и зачем. Утрачивается связь времен. Незнание прошлого, непонимание настоящего и неясность будущего ведут человечество в пропасть. Если ничего не изменится, падение наступит скоро, и оно будет ужасающим.

Картина была бы менее страшная, если бы мы ошибались, называя Рынок живой самостоятельной субстанцией, но ужас в том, что это так. ТНК, формирующие Рынок, на самом деле, без каких бы то ни было аллегорий, живые существа. Ими никто не управляет. У них есть гигантские аналитические центры, которые выполняют функции мозга. Они вычисляют тысячи позиций, определяя максимальную прибыль. Затем вычисляют, что, где и как нужно сделать, чтобы получить эту прибыль. Специальная система жестко следит за выполнением поставленной задачи. Допуски не превышают десятых, а то и сотых долей процента. Если на любом из участков менеджеры не выдают запланированный результат, система мгновенно это отслеживает и ставит новых руководителей.

Направление движения общества сегодня определяется Рынком. Человечество находится во власти Рынка. Ни один человек, ни одна команда и ни одно государство не может помешать деятельности ТНК. Гигантские суммы пробивают любой закон, продавливают любое правительство. Ради прибыли хищнически истребляются ресурсы, загрязняется планета, культивируется потребительское мировоззрение. И это только одна сторона медали. С другой стороны, нарастает бездуховность, эгоизм и равнодушие. Население демократий превращают в плебс, который «как бессловесные животные, водимые природою, рожденные на уловление и истребление, злословя то, чего не понимают, в растлении своем истребятся» (2Пет. 2,12).

Если процессу ничто не помешает, можно с математической точностью просчитать момент наступления эпохи «золотого тельца». На сегодня корпорации уже сильнее многих государств. Ни один демократический президент и правительство не могут противиться им. В случае сопротивления возникают условия для отставки правительства. Бунтари переизбираются на ближайших выборах, строптивых заменяют послушные, и все идет своим чередом. Правительство при демократии может только приспосабливаться. Любую силу, идущую против Рынка, система объявляет экстремистской.

Сегодня капитал образует гигантскую финансовую империю, для которой не существует государственных границ. Законно только то, что прибыльно. Остальное — проформа или инструмент. Сосредоточив в своих руках реальную власть, капитал заявляет правительству; мол, не лезьте в наши дела. Иначе перенесем свои штаб-квартиры и биржи в нейтральные воды, а производство в страны с более сговорчивой властью. Правительства вынуждены угождать интернациональному капиталу. Президенты конкурируют друг с другом в предоставлении ТНК еще больших льгот, и их власть расширяется подобно раковой опухоли, пробивая себе дорогу болтовней о правах и свободах. Она растет настолько быстро, что это заметно на человеческом уровне. Мы видим, как меняется мир. На наших глазах разыгрывается величайшая трагедия, смысл которой большинству не заметен. Ясно только одно: сила, выраженная в Рынке, стремится уничтожить мир. Чтобы защититься от нее, нужны люди, понимающие суть происходящих процессов и готовые действовать сообразно своему пониманию. «Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиной» (1Ин. 3,18).

Для достижения абсолютной власти Рынок дробит все человеческие и социальные институты. Рушится семья, община, племя, нация. Рушатся ключевые узлы государства. По некоторым расчетам в скором времени вместо сегодняшних двухсот государств появится более восьмисот. Расшифровать заинтересованность ТНК в процессе раздробления несложно. Чем больше раздробленность, тем меньше способности к сопротивлению. Человеческие ячейки, (семья, дружба), разрушаются подменой системы ценностей. Государства Рынок рушит ослаблением силовых, образовательных и производственных сфер. Это позволяет держать общество в распыленном состоянии. В структурированном обществе демократия невозможна. Ей нужен хаос и отсутствие сильных людей.

«Горе! Приближается время, когда человек не пустит более стрелы желания своего выше человека, и тетива лука его разучится дрожать. Горе! Приближается время, когда человек не родит больше звезды. Горе! Приближается время самого презренного человека, который уже не может презирать самого себя. «Что такое любовь? Что такое творчество? Устремление? Что такое звезда?» — так вопрошает последний человек, и моргает при этом. Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий все маленьким. Его порода неистребима, как земляная блоха; последний человек живет дольше всех. «Счастье найдено нами», — говорят последние люди, и при этом моргают. От времени до времени немного яду: это вызывает приятные сны. Они еще трудятся, ибо труд — развлечение. Но они заботятся, чтобы развлечение не утомляло их. Не будет более ни бедных, ни богатых: то и другое слишком хлопотно. И кто захотел бы еще управлять? И кто повиноваться? То и другое слишком хлопотно. Нет пастыря, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все равны: кто чувствует иначе, тот добровольно идет в сумасшедший дом. У них есть свое маленькое удовольствие для дня и свое маленькое удовольствие для ночи: но здоровье — выше всего» (Ф. Ницше).

Любые попытки «последнего человека» сплотиться тут же подавляются системой. Нет, не физически, это слишком архаично. Сегодня изобретено огромное количество вариантов подавления личности без грубого насилия. Из вас сделают посмешище, приклеят отрицательный ярлык, не имеющий ничего общего с реальностью, и этого будет достаточно, чтобы масса отвернулась от вас и от ваших мыслей. Потому что массе не свойственно думать, составлять собственное мнение.

Когда первый этап — политика раздробления — будет завершен, начнется второй этап — политика уничтожения государственных границ и семьи как института. Если все пойдет по плану, однажды мир превратится в единый Рынок. Ценность человека будет определяться исключительно его покупательной способностью. Возникнет абсолютно потребительское общество. По своей сути оно будет напоминать перевернутую финансовую пирамиду, способную существовать только при постоянном росте экономики. Это означает постоянный рост промышленности и соответствующий рост потребления. Изъян здесь в том, что необходимость этого роста никак не связана с потребностями человека. Рост потребления должен продолжаться даже после того, как человек полностью удовлетворен. В противном случае продукция, выпускаемая промышленностью, не найдет сбыта, что обрушит экономику, и следом рухнет вся конструкция. Именно поэтому малейший спад потребительской активности так сильно волнует западные правительства. Когда активность падает, ее начинают искусственно стимулировать. В ход идут все возможные технологии. «Свободную» массу в прямом смысле принуждают делать покупки. Сложившейся системе совершенно неважно, что вы будете делать с покупкой. Идеально, если выкинете ее на помойку, не распечатывая, и тут же купите новую, с которой поступите аналогичным образом. Разумеется, эти действия лишены смысла, но только при таком подходе гарантировано равновесие между сбытом продукции и ростом производства. Растущие скорости и объемы превращают человека в нечто вроде трубы, сквозь которую все быстрее и быстрее пролетает поток большей частью ненужных товаров. Пока непонятно, какова предельная пропускная способность человека как трубы, но то, что она конечна, не вызывает сомнений. Когда потребительская активность не будет соответствовать производственной, экономика рухнет. Следом рухнет государственная конструкция. «Запад — мышеловка, в которой произошла полная утрата смысла бытия. И мышеловка такого типа, что из нее невозможно вырваться, она при этом выворачивается наружу, и ты снова оказываешься внутри» (Хайдеггер).

Часть пятая. О России

Глава 1. История России (от Петра к большевикам)

Чтобы понять ситуацию, в которой мы оказались, нужно рассмотреть историю России в аспекте мировой Истории. Россия — особая страна. Отец наших реформаторов, Сакс, недвусмысленно сказал, что у России иная анатомия, к ней нельзя подходить с той же меркой, что к западным странам. На нее нельзя механически спроецировать чужую социальную модель. Современную Россию необходимо осмыслить как совершенно новое явление, отличное не только от всего мира, но и от вчерашней Руси. У сегодняшней России нет идеологического ориентира, и, соответственно, нет осмысленного направления. Из-за этого страна, богатая ресурсами, талантами, культурой и историей, вынуждена подстраиваться под чужую игру, цели которой ей неясны, а результаты полезны не ей. В таком положении она реагирует только на сиюминутные проблемы. И все же у нее есть предпочтения, обусловленные ее природой. Россия может не знать, чего хочет, но зато знает, чего не хочет. Она чувствует, что ее целью не может быть экономическое развитие ради развития. Поэтому материальная западная модель ею отторгается, как отторгается и правительство, позиционирующее себя исключительно безыдейным и завхозным.

На протяжении всей своей истории Россия непостижимым образом совмещала экономическое развитие с сохранением основ веры и культуры. Реформы Петра I красноречиво показывают преодоление Россией этого периода. Трудно судить, насколько царь понимал смысл своих действий, то есть понимал ли он, что своими действиями закладывает бомбу под трон, но то, что он целенаправленно ломал и веру и культуру, — несомненно. Можно считать, что слом произошел ровно настолько, насколько необходимо для экономического развития. Атеистические энергии не произвели в России необратимых разрушений в метафизической области, как это случилось в Западной Европе. Широкие массы России продолжали хранить тот минимум, которого было достаточно для восстановления утраченной веры в полном объеме. Впрочем, вряд ли Петр задумывал сломать ровно столько, сколько сломал, с расчетом восстановить сломанное.

Охватывая мысленным взором историю человечества и России, приходим к выводу, что самый гениальный человеческий ум не мог учесть всех деталей и спланировать ход событий. Следовательно, Петр отреагировал на ситуацию по наитию, не просчитывая и не анализируя детали. Вводимые им перемены дали костыли, опираясь на которые, Россия выстояла в мире прогресса.

Петр реформировал Россию, ломая все, что мешало ее экономическому развитию, а Россия страстно защищала свои духовные основы, имея при этом гигантские жертвы. Счет одних только случаев самосожжения целыми поселениями, отказывавшихся принять реформы Петра, шел на сотни. Палеостровский скит, населенный почти тремя тысячами человек, сжег себя в полном составе: старики, дети, женщины с грудными младенцами. Поведение людей такой силы духа нельзя просчитать даже самому гениальному уму. Таков был ответ России на смертельный выбор между Верой и Прогрессом.

Ставить вопрос, хорошо ли то, что Петр I круто повернул историю России, бессмысленно. Он ответил на вызов, который бросила ему История. Как еще в той ситуации можно было обеспечить защиту от хищников, окружавших нас точно так же, как окружают сегодня? И тогда, и сейчас кольцо сжимается. Петровской России нужны были пушки и ружья, а для этого нужна была промышленность. Для промышленности нужна экономика западного уровня. Для создания такой экономики требовались соответствующие условия. Создавая их, Петр убирал с пути развития экономики главные помехи — традицию и религию. Традицию он ломал, религию умалял. Такие сломы без крови и мучений невозможны. В России особенно. Как бы там ни было, но благодаря Петру Россия за относительно короткий срок сравнялась по силе с Европой. Петру ставят в вину, какой ценой это было достигнуто. Да, цена страшная. До сих пор нашу землю сотрясают последствия тех событий. Практически все, что есть у нас мерзкого и недостойного, мы получаем из «окна», «прорубленного» Петром. Но что было бы с Россией, если бы Петр не решился умалить веру и сломать традиции? Экономики точно не было бы. Значит, не было бы армии. Где оказалась бы сегодня Россия? И была бы она на современной карте вообще?

Готовы ли мы были сохранить целостность веры и традиции ценой сведения России на уровень Монголии? Благодаря реформам Петра мы даже сегодня, в смутное время, обладаем огромным потенциалом. Демократические реформы еще не сломали костяка страны. Наши кости (вера и традиции) целы, а мясо, как известно, нарастет. Беда в том, что сегодня поставлена цель сломать нам кости.

Значение Петра не в том, что он впустил в Россию зерна атеизма, а в том, что начал агрессивное внедрение этих идей, чем положил начало революции 1917 года. Только богопомазанный царь, с его гигантским авторитетом и возможностями, мог культивировать в России чуждые ей идеи. Кстати, даже Петр не очень преуспел в этом. Он распространил свой успех только на высший свет, и только потому, что это был новый свет, сформированный из новых людей, абсолютно зависимых от Петра.

Глава 2. Духовный раскол

Реформирование высшего общества раскололо единое народное тело России на две части. Верхняя уподобилась «нормальным странам», под которыми понимались протестантские. Нижняя часть отчаянно боролась за право остаться сама собой. В высшей точке раскола элита начинает воспринимать язык своей родины как язык варваров. «Нормальные» люди должны были разговаривать на чужом языке. То же самое можно сказать об одежде, внешнем виде, традициях и прочем. По выражению Достоевского, в России возникает маленький народец, не являющийся ни западным, ни российским. Петербург напоминает колониальную столицу, окруженную туземным населением. Голова общества отделилась от туловища, и каждая часть стала жить своей жизнью. Народ считал высший свет чужим, иностранным. Знать смотрела на мужчин в грубых портах и на женщин в закрытых сарафанах без декольте, не умеющих говорить по-французски, как на папуасов.

Раньше, будучи единым целым, народ напоминал пирамиду, в верхние слои которой поднимались наиболее доблестные и способные люди. Между верхом и низом имела место гармония, которая возникала благодаря циркуляции идей и энергий. Образно этот процесс выглядел так: народные массы, составлявшие основание пирамиды, как всякий живой объект, выделяли энергию, которая поднималась по пирамиде наверх, попутно одухотворяя слои, через которые проходила, одновременно сама облагораживаясь. На самом верху самые талантливые люди придавали энергии законченные формы в виде произведений искусства и мыслей. Обработанная энергия шла обратно, в народные массы, которые без труда ее усваивали, потому что она была своя, родная. Впитывая упорядоченную энергию, масса совершенствовалась и выдавала новую порцию энергии, лучшего качества, которая снова шла наверх, и т. д. Живущее на такой манер общество развивалось.

Циркуляция нарушилась, когда все родное было объявлено дикостью и невежеством. Реформа Петра была подобна ножу, врезавшемуся в живое тело и прервавшему кровоток энергий. В результате прервавшейся циркуляции образовался застой. Некому было перерабатывать энергию, и народ законсервировался. Голова России пыталась питаться чужой энергией Запада, но не могла ее усвоить так же полно, как раньше усваивала энергию своего народа. В итоге все сводилось к подражанию. На долгие годы возник застой умственной и творческой деятельности. Чтобы не разворачивать доказательства, пускаясь в продолжительные споры, спросим: вы можете представить современный немецкий или японский дизайн? Можете. А современный африканский или египетский дизайн? Тоже можете. А современный русский дизайн можете представить? Не можете. Потому что вместо него всегда получается лубок, а-ля рус. Никто не задумывался, почему современным может быть японское, европейское, африканское, азиатское и какое угодно, но только не русское? Почему мы подражаем чужим талантам вместо того, чтобы развивать свои? Почему слова «отсталый» и «недоразвитый» фактически значили «не западный»? Потому что эта тенденция была заложена еще Петром, а мы никак не можем от нее избавиться. Подсознательно мы понимаем, что попытка «косить» под Запад делает нас вторым сортом. Если вы начнете «косить под Чарли Чаплина», вместо того, чтобы развивать свои таланты, из вас ничего, кроме второсортной пародии, не получится. Если бы французы с американцами «косили» под нас, для нас они тоже были бы «вторым сортом». Но пока наоборот. Чужую культуру можно усваивать при условии сохранения своих корней. Без фундамента это не усвоение, а подражание.

С народом происходила аналогичная картина. Он тоже не мог усваивать чужих продуктов. Сколько бы нам ни восхваляли образ мужчин в колготках и женщин без юбок, танцующих странные танцы, зародившиеся при дворе Медичи, известном крайним развратом, народ не мог этого принять. Это нарушало все моральные устои, все нравственные традиции, противоречило православному мировоззрению. Признать балет своим искусством у нас столько же шансов, сколько признать жареных тараканов нормальной едой.

Россия оказалась распятой, но иначе, чем Запад. Запад был распят между религией и прогрессом, но в своих культурных рамках, а Россия — между своим естеством и чужими ориентирами. Поначалу в таком положении оказалась только элита, но постепенно круг расширялся. Сегодня он охватывает молодежь. Если говорить о России, то с уходом старой гвардии, учившей, что такое честь, у общества не останется даже теоретических шансов на исправление ситуации. На смену идет поколение, не помнящее родства и не знающее иных ориентиров, кроме потребительских.

Глава 3. Большевизм

Коммунизм — это православие без Бога. Капитализм — это протестантизм без Бога. Рациональная логика не поколебала наших глубинных устоев в той мере, как это произошло на Западе, лишь потому, что мы православные. Мы не унаследовали мироощущения древних. Фундаментальные проблемы изначально рассматривались нами под другим углом. Все западные идеи, попавшие к нам, перерабатывались и получали самобытную, отличную от первоисточников, форму. У нас и атеизм получился православным, что особенно видно на примере декабристов и большевиков, взявших Нагорную проповедь за образец. Даже после петровских реформ элита продолжала оставаться носительницей православного мировоззрения, хотя формально дистанцировалась от него. Наши лучшие люди заражались через образование, устроенное на западный манер, идеями гуманизма и просвещения. Но даже и после этого мы отрицали деление людей по сортам, и если русские моряки ловили работорговцев, они их попросту вешали. Лучшие из лучших испытывали дискомфорт от своего комфорта на фоне нищего народа России. Здесь наше православие проявилось генетически, вылившись в борьбу против источника зла, коим через атеизм виделось самодержавие, понимаемое без религии не иначе как тирания. Борьба декабристов велась не с целью получения личных благ, как это делала западная буржуазия, а единственно потому, что давала согласие с совестью. К истине надлежит стремиться в любом случае, даже через страдания и ценой жизни. Даже зная, что результат недостижим. Потому что истина это не то, что правильно. Никто не знает, что есть правильно. Истина — это когда честно. В этом корень объяснения, почему противоборствующие воины, бьющиеся до смерти друг с другом, уважают друг друга. Потому что они честно стоят за свои убеждения. Пусть политики, стоящие за ними, их стократно обманули. Главное, они стоят честно. В этом соль и смысл жизнь.

Никакой логики в православном мироощущении нет. Ни одна логика в мире не может оправдать поведения декабристов. Их мотивы остаются за рамками рационализма и уходят к идее вечной жизни и абсолютных ценностей, не зависимых от сиюминутных условий. На высокие поступки способен только носитель духовных ценностей, даже если он сам для себя не оформил их в конкретную религиозную форму. Нерациональное поведение свидетельствует о наличии этих ценностей. Потому большевиков, формально отрицавших Бога, можно считать верующими. Идти на верную смерть ради идеи справедливости, даже если эта идея ограничена земными целями, могут только верующие люди, не руководствующиеся логикой. Логическое мышление рождает приспособление к ситуации. Логика без религии ориентируется на выгоду, и ни на что иное ориентироваться не может. Она взвешивает на весах все «за» и «против», после чего принимает решение. Декабризм и большевизм — это не расчет ума и не взвешивание выгоды. Это веление сердца.

Восстание декабристов кажется бессмысленным лишь сквозь призму рационализма. В духовном плане их выступление имело гигантское значение. Реакция лучшей части России на выступление декабристов свидетельствует о возникновении феномена, формально аналогичного западному, но полярному по сути. Капиталистический атеизм поклоняется сатане (маммоне), не называя его по имени. Православный атеизм поклонялся Богу, тоже не называя его по имени. Русский атеизм дал своих мучеников, достигнув апогея во времена большевизма. Возникла новая вера. Формально она отрицала религию, но фактически, по делам, признавала Его заповеди, и ради них люди шли на смерть. Нет больше доказательства истинности слов, чем готовность отдать за них жизнь.

Отказавшись на словах от веры, Русь дала целую плеяду мучеников, вставших насмерть на пути мам-моны. В самый решительный момент, когда Запад праздновал победу, когда казалось — Русь пала и революция 1905 года обрекает ее на следование по западному пути, появилась новая сила — большевики. Переработав и переосмыслив социальные идеи, рожденные западными умами, они пошли не по пути капитализма, а стали строить принципиально новое, доселе невиданное общество. Фундаментальные идеи большевиков никогда не были западными, даже если и получили начало из западных источников. Они родили в России модель, глубоко чуждую потребительскому мировоззрению. Не зря Запад, создавший коммунистическое учение, впоследствии признал его своим злейшим врагом.

Примечательно, что идея построения западной модели потерпела в России крах. Тот факт, что либеральные партии получили в 1905 году власть и не могли реализовать ее в течение 12 лет, подтверждает, что либеральных идей Россия не приняла, не логически, а интуитивно. Сегодня ситуация повторяется с поразительной точностью. Мы вновь не принимаем либеральных ценностей, чувствуя за ними гигантский подвох. И это при том, что в логике как сейчас, так и тогда, возражений не было, все красиво и последовательно. Но это красота чужая. Запад во всем формально прав, но это не наша правда, наша уверенность в этом не нуждается в оправдании логикой. Я знаю, что это не моя вера, и этого достаточно, чтобы принять решение и совершить поступок. Именно так и поступил наш народ. Он отказался от идеи индивидуализма, отказался личное ставить выше общего, то есть в целом отказался от ключевой идеи либеральной демократии. Идея вечного состояния вяло текущей гражданской войны провалилась на корню. Не надо нам такого счастья, ибо наше счастье — внутреннее состояние души, а не внешний блеск барахла, добытого разорением слабых.

Большевики победили. И не потому, что были сильнее, а потому, что их идеи были близки нашему естеству. Россия это улей или муравейник, и правила эгоистов-пауков для него неприемлемы, какие бы блага они ни сулили. Не может муравей быть эгоистом, он коллективист. И как бы Запад ни пытался высмеять это чувство, называя его рабской психологией, ничего у него не выйдет. Русские люди все равно будут жить общиной, по принципу «один за всех, все за одного».

Большевики создали уникальную конструкцию, но она была обречена на разрушение. Невозможно построить христианское общество — а они строили именно такое общество — без Бога. Никакой «кодекс строителя коммунизма» не может заменить Библию, потому что под ним, под кодексом, нет основы, нет авторитета, соответствующего заявленным требованиям. Никакая человеческая логика не может обосновать требований подобного масштаба, потому что речь идет, ни много ни мало, о том, чему человек должен посвятить жизнь.

Коммунисты пытались стать богами, будучи людьми. Они сделали ставку на логику, но логика не может быть фундаментом совести. Для этого годится только религия. Призывы большевиков соблюдать заповеди Христа, изложенные в их кодексе, ни к чему, кроме двойной морали, не привели. И все же мы снимаем перед ними шляпу. То, что они сделали, предстоит еще осмыслить будущим поколениям, свободным от личных обид. Как говорил один советский человек, чтобы увидеть холмик, надо к нему приблизиться, чтобы увидеть гору, надо от нее отойти. Большевики — это очень большое явление, рассмотреть которое можно, отойдя от него на пару веков. Не надо забывать, что фактически они создали новый тип религии, ради выполнения заповедей Бога, но без Бога (как и их предшественники-декабристы: для народа, но без народа). Их подвиг предстает в необычном свете. Они отдавали жизнь, зачастую принимая мученическую смерть за идеалы, выведенные из христианства, не имея надежды на воздаяние в другом мире. Получается, они умирали за чистый принцип, не укрепленный надеждой. Здесь есть о чем поразмыслить.

Независимое осмысление большевистской революции и самой сути большевиков открывает новое понимание этого исторического момента. Есть все основания утверждать, что партия Ленина спасла Россию от вторжения мамоны и его гвардии. Вы можете представить, что было бы, окажись Россия почти на 100 лет под властью демократов, если только за краткий по меркам истории миг «свобод и прав» от России остались кожа да кости.

Глава 4. Бомбы-слова

«Ибо псы окружили меня, скопище злых обступило меня, пронзили руки мои и ноги мои. Делят ризы мои и об одежде моей бросают жребий» (Пс. 17,21).

США и Западу не нужна сильная Россия, о чем открыто заявляют с самых высоких трибун. Американский конгрессмен, замминистра обороны Пол Воль-фовиц, еще в 1992 году открыто заявил, что главная задача США — не допустить восстановления России как крупного государства, свободного в принятии политических решений. Ему вторит известный политик, Збигнев Бжезинский, один из авторов проекта по развалу СССР: «России следует отказаться от планов возрождения великого государства, сконцентрировав свои силы на решении сложных социально-экономических проблем».

Западные стратеги утверждают, что Россия представляет собой случайное соединение отсталых народов. Они, как Гитлер, опять сравнивают Русь с колоссом на глиняных ногах. Но о наши «глиняные» ноги разбились стальные головы лучших армий Европы — шведской, польской, французской и германской. Полагать, что другие головы ждет иная судьба, нет оснований. Поэтому судьбу они не испытывают, и прямой агрессии предпочитают змеиную тактику.

Для Запада Россия по многим показателям представляет феномен. Насаждаемые ими негативные процессы у нас не идут теми темпами, которых они ожидали. Как? почему? — не могут понять они, и, надев лицемерные маски, едут знакомиться с тем, как это нам удается бороться с наркоманией, почему она не растет запланированными темпами. Это им нужно якобы для перенимания опыта. На самом деле, они хотят понять наш защитный механизм и разрушить его. Но похоже, мы его сами не очень понимаем, и потому секрета не можем выдать даже за деньги.

Россия — единственная империя за всю историю человечества, возникшая в северных широтах. Остальные возникли в теплом мягком климате. Мировой державой она стала благодаря идеологической, а не экономической составляющей. Если в Америке природа делала все, чтобы способствовать экономическому развитию, то наша природа словно стремится не допустить такого развития. И тем не менее, мы никогда, за исключением времени правления демократов, ни в чем глобальном не уступали США. Да, по ширпотребу отставали, но это была цена безопасности, цена нашего превосходства в вооружении.

Смена идеологического курса на экономический приведет Российскую империю к развалу на мелкие государства. В первую очередь эти процессы коснутся слабых, то есть тех, кто сегодня уверен, что все это политика, которая его не касается. Л. Тихомиров говорил: «Государственные принципы всякого народа тесно связаны с его национальным самосознанием, с его представлениями о целях его существования». Из этого следует, что общество, подчиняясь одним законам, гибнет; подчиняясь другим — крепнет. В одном случае мораль воспринимается как народное верование, блажь, оторванная от реальности. В другом случае становится краеугольным камнем общества. Наше существование зависит от того, какое место у нас займет мораль.

Во второй половине ХХ века Ален Даллес, директор ЦРУ, обмолвился: «Запад располагает оружием, позволяющим завоевывать чужие страны, физически не пересекая их границ». Больше на эту тему официальные представители Запада не обмолвились ни разу.

Наступление информационной эпохи раньше всех осознал Запад. Его ученые первыми поняли значение газет, радио, эстрады и телевидения, а политики осознали открывающиеся перспективы. На огромном практическом материале, данном как нацистами, так и нескончаемыми выборами, были разработаны технологии, открывающие невиданные возможности управления сознанием. Многое демократы почерпнули у фашистов. После окончания войны Запад тщательно проанализировал тот колоссальный материал, который дал нацизм, и развил тему «управляемой свободы». Нацисты в своих экспериментах над военнопленными избрали два пути изменения сознания: психологический и нейрохирургический. Запад пришел к выводу, что эффективнее первый вариант, то есть изменять не сам мозг, а установки. Достаточно дать людям новую шкалу ценностей, и новые ориентиры побудят их творчески относиться к деятельности, полезной не им (то есть то, о чем мечтал Гитлер — создать творческого раба). Эксперименты подтверждали, что огромные массы людей можно на длительное время погружать в состояние гипноза, сохраняя при этом их способности к творчеству и дееспособность. Загипнотизированные люди никогда не задаются высокими вопросами. Они исходят из реальности, созданной СМИ, и если в этой виртуальной реальности говорится, что смысл жизни заключается в следовании модным тенденциям, человек поступит в точном соответствии с такими установками. Практика доказывает справедливость этого утверждения. Мы видим, например, что массы меняют прежнюю модель сотового телефона на новую не потому, что прежняя плоха, а потому что получена установка: «менять!». С одной стороны, массы вроде бы свободны, но с другой стороны, пользуются своей свободой только в направлении, указанном СМИ. При этом массы абсолютно уверены, что их действия есть результат свободного выбора, а не исполнение чужой воли.

От агрессии всегда защищались аналогичным оружием. Пушкам могли противостоять лишь пушки, для чего требовалась соответствующая модель экономики. Кто не мог ответить на вызов Запада, оказывался на плантации. Сегодня все то же самое, только Запад стал использовать пушки информационные. Странам, до сих пор считающим информационные бомбардировки просветительской миссией и приемом «в общий европейский дом», обеспечена плантация.

Длительное время информационное оружие использовалось Западом в одностороннем порядке. Он безнаказанно бомбардировал весь мир, в том числе и советскую Россию. Методы обороны были настолько неэффективны, что оборачивались в пользу агрессора. Например, попытки СССР глушить «голоса» ничего, кроме увеличения интереса к «голосам», не давали. В итоге целому народу внушили чужое мировоззрение. Подсознательно народ России стремился быть самим собой, но сознательно исходил из внушенных ориентиров. Власть тоже стремилась соответствовать этим ориентирам. Вместо Бога, культуры и традиции мы равнялись на протестантскую логику. Росло преклонение перед Западом, его экономикой и культурой.

Так как идти одновременно в разные стороны — на запад и на восток — невозможно, страна замерла, превратившись в мишень. Россия стала похожа на медведя, сменившего шкуру на перья. Над таким медведем смеются. Он понимает, что на самом деле смешон, и пытается исправить положение, но это в принципе невозможно, пока он одет в перья. Возникает странная ситуация: сохранить приличный вид в чужом наряде нельзя; остаться без одежды — еще хуже. В этот момент медведю вводят установку, что он косолапый, и это — позор. Косолапый застывает в признании своей ущербности. Чтобы добить его, требуются уже не бомбы, а тонкие насмешки через фильмы и анекдоты.

Обществом всегда манипулировали. С изобретением книгопечатания манипуляция получила техническую поддержку, которая неуклонно росла. Философы той эпохи говорили, что дьявол стал прятаться в типографской краске. Сегодня дьявол прячется в демократии. Область пребывания этого персонажа расширилась, но не изменилось главное: дьявол по-прежнему соблазняет человека мифом свободы. Первой его жертвой стала прародительница человечества, съевшая яблоко. «Съешь, и станешь подобной Богу», — говорил змей Еве. Люди не стали «подобны Богу», но оказались выгнанными из рая. Жертвами второго акта этой трагедии будут миллиарды, соблазнившиеся демократическими свободами. Никто из них не получит свободы, но все окажутся на пути, ведущем в ад. Вместо абсолютной свободы массы получили управляемую свободу, одно из самых парадоксальных творений потребительской цивилизации. Людям кажется, что они свободны, а на самом деле они полностью подконтрольны. Сегодня у масс нет ничего своего, даже мнения. Человек стал приложением к своим животу и члену.

Добиться такого результата можно только при абсолютной подконтрольности СМИ. Ради объективности заметим, что СМИ всегда зависят от власти. Так как демократическая власть зависит от Рынка, в конечном итоге получается, что СМИ тоже зависят от Рынка. Зависимое не может быть беспристрастным. Впрочем, такого явления как беспристрастная информация в принципе не существует. Претензия информации на статус беспристрастной означает претензию на абсолютную Истину. Какой может быть в светском государстве абсолют, если у каждого своя истина, зависящая от угла зрения на события? «Фактов нет, есть интерпретации» (Ф. Ницше).

Информация, которую преподносят СМИ, несет на себе печать выборочнос^т и инадуманности. Прессой, теле- и радиокомпаниями управляют два желания — достижение высокого рейтинга, чтобы заполучить рекламодателей, и лояльность к власти, чтоб не отобрали лицензию. Это приравнивает журналистику к обычной торговке на рынке. У нее нет принципов, она делает то, что выгодно. «Свободные» СМИ, стремясь к прибыли, через избирательное внимание к фактам интерпретируют все в выгодном заказчику свете. Сфабрикованная информация выдается за подлинную, а подлинная искажается путем неполной, односторонней подачи, замалчиванием одних фактов и выпячиванием других. Рядом с ложными сообщениями публикуется правдивая информация, потерявшая актуальность. Домыслы после редактирования приобретают правдоподобность. Неточное цитирование или часть фразы, которая в отрыве от контекста приобретает другой, подчас противоположный смысл, вкупе с визуальными средствами и словесными образами направляет аудиторию по заранее намеченному маршруту. Скользкие темы, ради сохранения мифа об объективности, иногда выдаются никак не связанными в целое отрывками информации, которые для подавляющего большинства остаются пустым звуком. Всякая лишняя информация, грозящая нарушить созданный миф, жестко отсекается цензурой «свободных» СМИ. Как замечает американский профессор Г. Шиллер: «когда целостный характер социальной проблемы намеренно обходится стороной, а отрывочные сведения о ней предлагаются в качестве „достоверной информации ", результаты такого подхода всегда одинаковы: непонимание, неосведомленность, апатия и безразличие». В результате сокрытия целостного характера проблемы мы можем констатировать у населения неприятие высоких тем и глубокое безразличие к любым мыслительным процессам. Современному населению как будто сделали лоботомию, поставив планку, выше которой массам уже физически не подняться.

Сегодня появился термин «социальный маугли». Науке известны случаи, когда ребенка воспитывали дикие звери, и если это длилось более четырех лет, ребенок навечно оставался животным в человеческом теле. Аналогичные процессы происходят сегодня с народом. Если человек примерно до 25 лет воспитывается «свободными СМИ», он становится социальным животным, которому неведомы высокие темы и все те качества, что составляют суть человека, то есть понятия долга, чести и совести. Ему не кажется странным, что он не знает смысла жизни. Для нового человека не задаваться большими вопросами превратилось в норму.

Вырваться из этой психологической клетки могут единицы, обладающие очень сильной волей. Основная масса состоит из слабых людей, и потому проживет остаток жизни так, как ее запрограммировали СМИ. При этом статус человека совершено не имеет значения. Это может быть как крестьянин, так и министр, уровень их мечтаний в одной плоскости.

Чтобы представить уровень деградации современной элиты, вообразите такой пример: элита прошлых веков собралась по поводу презентации новой модели кареты. Можете такое представить? Конечно, нет. Сегодня презентация современной кареты (автомобиля) для «элиты» есть повод «потусоваться». При всем желании называть этих наряженных мальчиков и девочек элитой нельзя. Имея гигантский ресурс, они не могут помыслить применить его в масштабе, превышающем личное бытоустроительство. Элиту определяют цели, а не объем потребления. Одни, имея миллиарды, страны завоевывают, государственные строй меняют. Другие футбольные команды покупают или стрелковые клубы строят.

Глава 5. Расстрел в упор

Сегодня идет самая настоящая война. Полчища чужих товаров разрушают нашу промышленность сильнее, чем некогда полчища чужих солдат. Отечественная промышленность оказывается беззащитной и гибнет быстрее, чем если бы ее подвергали авианалетам. Бомбы так не разрушали Россию, как это сделали чужие товары. Информационная бомбардировка разрушает сознание населения. Никакой Гитлер не мог превращать сознание человека в муку, как это сегодня делает Запад. Конечная цель — устранить саму возможность появления коллективов, сплоченных вокруг чего-либо, кроме корыстных интересов. В перспективе Россия должна стать страной атомов-эгоистов, отрезанных от религиозных и культурных корней, ориентированных только на потребление. У человека должно исчезнуть понятие Родины, долга, патриотизма. Из народа делают трубу, смысл существования которой один — пропускать через себя все возрастающий поток товаров. Манипулируя сознанием через осмеяние истории, культуры, веры и традиции, человека отрывают от корней, стимулируя потребительский эгоизм. Все это делается в развлекательной форме, скрывающей опасное содержимое. Итог один — западные захватчики становятся хозяевами положения. Во всех оккупированных городах на главных зданиях и центральных площадях реют влаги победителей — бренды корпораций и монополий.

Сегодня атаке подвергаются территории, принадлежащие или контролируемые Россией. Территория бывшего СССР — идеальный объект для идеологической атаки. Традиционная власть, основанная на убеждении и принуждении, не обладает необходимыми для манипуляции знаниями, типом мышления и технологиями. Манипуляция сознанием возможна, когда человек уверен, что он сам выбирает свою линию поведения, свободно и без давления. Цель манипуляции — внедрить желания, побуждающие действовать не в своих реальных интересах, а в интересах манипулятора. Подобная манипуляция всегда скрыта и ее обязательным прикрытием является миф свободы. История «перестройки» — это история манипуляций. Когда началась «перестройка», массы не имели иммунитета против манипуляций. Сейчас иммунитет выражается в социальной апатии. Советский человек, не привыкший публично отстаивать свое мнение, оказался легкой добычей для всякого рода мошенников. На людей, привыкших к дозированной информации, обрушились потоки сенсаций, разоблачений, признаний, покаяний и т.д. Страна прилипла к телевизору, завороженно следя за разыгрываемым спектаклем. Вспомните, какие аудитории собирали трансляции из Госдумы, но у кого в памяти сохранилось содержание тех громких заявлений и сенсационных разоблачений?

Положение усугублялось тем, что народ помнил злоупотребления коммунистов, и на этом фоне за годы холодной войны был создан устойчивый светлый мифический образ Запада. Сегодня массы находятся в глубокой социальной коме — единственной форме защиты против внешнего воздействия.

Первое направление удара — в российский эфир провели продукцию, зомбирующую человека и отрезающую его от родных корней. Отсутствие идеологии упрощало задачу. Населению прямо не говорили: будь беспринципным. Населению показывали сериалы, где главный герой вел себя беспринципно. Населению пели попсу и шансон, где беспринципность подавалась в привлекательном молодецком образе. Массы бессознательно подражали удали, показанной в привлекательном свете. Параллельно велась атака на язык. Особенно активно шла работа над не устоявшимся молодежным сознанием. Под предлогом моды и крутизны, в рамках специально разработанной субкультуры, создавался специальный сленг. Очень незаметно слово «совесть» было вытеснено словом «закомплексованность». Из той же оперы «сексуально раскрепощенная» и «бесстыжая»; «киллер» и «убийца»; «проститутка» и «путана». Это была полноценная атака, разработанная супер профессионалами. Били по самым ключевым точкам, и защититься от этих ударов население не могло. Некоторые понятия, изначально обозначавшие разные вещи, стали объединяться в одно, причем всегда с акцентом в худшую сторону. Любовь стала синонимом секса, а «разврат» и «распутство» вовсе исчезали из молодежного словаря, заменившись словом «раскрепощенность». Сегодня никто не помнит, что такое любовь. Все разумеют под ней совокупление. Люди забыли, что само по себе совокупление без любви есть смертный грех — блуд. Любовь — это то высшее, что есть в человеке. Бог — это Любовь. «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сора-дуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (Шор. 13,3-8).

Второе направление удара — приведение страны к экономическому банкротству. Стратегия основана на мифе, что рыночная экономика есть путь к изобилию для всех времен и народов. И этот миф о благости рыночной экономики прочно засел в наших мозгах. Никакие доводы разума здесь не работали. Рынок — хорошо, и все тут. Запад хорошо живет, потому что там рынок. Мы тоже так хотим, и значит, нам тоже нужен рынок. Вот и вся логика. Заметим, люди не знали реальной жизни Запада. Они знали информацию из глянцевых журналов и голливудских фильмов. В большинстве случаев это была мечта. Кино отражало то, как западное общество хотело жить, а не то, как оно живет реально. Но советские люди воспринимали эту информацию как документальную.

Началась перестройка. Первые шаги в рыночном направлении являли собой тотальный грабеж. Массы стремительно нищали, но не роптали, потому что в дело пошли заранее припасенные мифы. С одной стороны, говорили, что надо потерпеть, как терпят прививку. Мол, если хотим хорошо жить, необходимо пройти ступень дикого капитализма. С другой стороны, уверяли, что это все же лучше, чем возврат к проклятому прошлому (миф о проклятом прошлом и миф о «светлом» Западе создавались параллельно). Социал-дарвинизм научно оправдывал грабеж слабых. С экранов и страниц дяди умного вида объясняли нам, как малым детям, что человеческое общество по сути ничем не отличается от животного, и потому должно жить так же. Нас учили, что сильные имеют законное право грабить слабых, и потому не должны испытывать угрызений совести. Робкие сомнения в справедливости такого права подавлялись утверждением, что так живут животные, и значит, все правильно. Сегодня это кажется, мягко говоря, странным, но тогда выглядело естественно. Суть умозаключений сводилась к тому, что люди должны подражать животным, поскольку это единственный путь к счастью. Чтобы уподобиться животному миру, нужна конкуренция, где выживет сильнейший. Когда сильные насытятся, у них пойдет отрыжка, и выжившие слабые получат возможность воспользоваться этим «благом». После начнется нормальный капитализм, и все мы заживем, как на Западе.

Люди вновь поверили и снова начали ждать. Обратите внимания — ждать отрыжки. Взрослые, нормальные полноценные люди ждали, когда же их окончательно ограбят, чтобы потом нормально жить на чужую отрыжку. И это никого не смущало. Людей настолько запутали, что они утратили всякую способность думать. Никто не помнил хорошего, например, что раньше квартиры давали бесплатно, а человек возмущался, что отделка плохая и писал жалобы. Если бы сейчас кому-нибудь дали бесплатно квартиру не то что с плохим ремонтом, а, например, без одной стенки и с дырой в потолке, он умер бы от счастья. Но никто не помнил ни бесплатных квартир, ни путевок. Все вспоминали только плохое в преувеличенном виде. Запомните этот эпизод как ярчайший показатель манипуляции сознанием. В будущем это позволит вам защититься от подобных атак.

Разграбление страны набирало обороты. Составы, груженные редкими и цветными металлами, сырьем, ресурсами и прочим стратегическим добром, тянулись до горизонта. Все вывозилось за рубеж и продавалось за бесценок. Делали это не специально обученные диверсанты, а наши обычные люди, оказавшиеся смекалистее и энергичнее остальных. Энергия сильных была перенаправлена на грабеж, тем более что грабители не чувствовали себя преступниками. Напротив, они ощущали себя строителями нормального общества и светлого будущего.

Почему так случилось? Потому что если вы хоть чуть-чуть знаете человеческую природу, вы помните, что нет проблем создать условия, при которых нормальные люди сами будут превращаться в кровожадных хищников. Достаточно поменять ориентиры и мировоззрение. Гитлер превратил мирных бюргеров в профессиональных и безжалостных убийц именно потому, что знал психологию человека. Дирижеры демократии тоже знали психологию, и не видели проблем по превращению наиболее способных обывателей в беззастенчивых грабителей своей страны, искренне полагающих, что человеческое общество может стать нормальным не иначе как путем подражания животным.

После стихийного оттока ресурсов начался отток организованный. Продавалось все. На корню. За бесценок. Все, что не могло быть продано, — разрушалось. Со стороны было похоже, что Россия — побежденная страна, выплачивающая какую-то неимоверную и странную контрибуцию, в условия которой входило разрушить то, что по каким-то причинам не удается вывезти. И в итоге больше разрушалось, чем продавалось. Но мы до сих пор не понимаем, куда ветер дует. Все инвестиций ждем. Скоро уже 20 лет как ждем, а их все нет и нет. Вроде бы и границы открыли, чтоб инвестиции без задержек к нам шли, и льготы для приманки повесили, а процесс почему-то обратный — через открытые границы капитал идет не в Россию, а из России. В Россию ничего, кроме чужих товаров, не поступает. Казалось бы, давно пора заподозрить — что что-то тут не ладно, и бить тревогу, но нам и здесь поставлены капканы. Снова нам объясняют, что инвестиций нет, потому что у нас неправовое государство и мало демократических свобод. Вот когда обеспечите права со свободами, тогда инвестиции и потекут. И никто не задумывается, почему в еще более неправовую Азию, где чихать хотели на западные права, инвестиции прут, как слоны на водопой, а в Россию их никак не заманить. Кажется, очевидно, что права здесь не при чем, но чтобы додуматься до этой простой мысли, нужно думать.

Главная наша беда в том, что нас за последние годы думать отучили. Сегодняшнее большинство принимает чужие утверждения, даже не вдумываясь в них. Сказали, что причина в недостатке прав и свобод — и все поверили. С таким уровнем интеллектуальной импотенции ничего не стоило узаконить любой тип хищений. В итоге возникла ситуация, простая до неприличия и ужасная в своей бесперспективности: мы продаем нефть и получаем за это доллары. Потом эти доллары отдаем за «сни-керсы». В результате ни нефти, ни долларов, ни «сни-керсов». В прямом смысле слова мы проедаем свою страну. Но удивляет не это. Удивляет безразличие к собственной судьбе. Допустим, большинству на Россию плевать. Массы в этом не виноваты, их так запрограммировали. Но ведь инстинкт самосохранения никто не блокировал. Каждый по-прежнему хочет жить, и это стремление никак не связано с патриотизмом. Почему же никто не думает, что он будет делать, когда наши энергичные ребята продадут всю нефть. На что «сникер-сы» будем покупать? Все, что мы едим или носим, сделано или заграницей, или из заграничного сырья. Не обманывайтесь русскими названиями на продуктах.

В каком-то смысле мы похожи на папуасов, меняющих свое золото на стеклянные бусы. Нам привозят одну модель телефона и говорят: «Хочешь быть крутым — купи». Через три месяца — другую. Оказывается, прежняя модель немодная, появилась новая, с более оригинальным загибом. Купи, и станешь крутым. На смену приходит третья модель, и так далее. Мы отдаем свои денежки, которые они меняют на доллары, и выручка от нефти утекает за границу. Правительство копит стабилизационный фонд, но тут же само признает, что если цены на нефть упадут, мы сможем жить на этот фонд максимум два года. Кстати, нефти, которую выгодно добывать, осталось очень немного. По пессимистическим прогнозам на 7—10 лет. По оптимистическим на 15—20 лет. А потом что? Наука что-нибудь придумает? Для этого, как минимум, наука нужна. У нас же научные институты занимаются тем, что сдают коммерсантам свои площади под казино и магазины. «Товарообмен» системы «сникерс — нефть» нам преподносят не как колониальную торговлю, когда предприимчивые купцы дурят наивных туземцев, а как рост экономики и вхождение в общеевропейский дом. Никого не смущает, что в стране, где ничего не производится, с гигантской скоростью множатся супер и гипермаркеты, в прямом смысле слова храмы торговли. Все эти храмы и растущую вокруг них сферу услуг по всем каналам СМИ позиционируют как рост экономики, тогда как это самые настоящие насосы, откачивающие богатства России. Пиявки, высасывающие кровь и плоть страны. Везде торгуют стеклянными бусами, за которые мы расплачиваемся нашими ресурсами. Как только из России все откачают, заграничные поставки закончатся. Большинство умрет от голода и холода. Умрет в прямом смысле, без аллегорий. Это не пророчество, а реальность, ужасная в своей очевидной безысходности.

Доказательства? Вы их найдете сколько угодно, если не поленитесь «полазить» по интернету. Для пущей убедительности поездите по сельской местности, по промышленной зоне. Убедитесь, что своего у нас ничего, кроме нефти, нет. Когда нефть кончится, никто ничего нам не повезет. Потому что валюты в стране не будет, и, значит, расплачиваться будет нечем. Рубли без нефти — макулатура. В новой ситуации все, кто смогут, уедут заграницу, как это было сто лет назад. В России начнется хаос. То большинство, что еще недавно с покорностью овцы ждало, когда же его ограбят до нитки, чтобы потом нормально жить, останется в холодной и голодной России с единственным правом — умереть. Утешением обманутого большинства будет то, что умирает оно на родной земле. И Бога тогда вспомним, и Запад проклянем, но будет поздно.

Почему же доллары не остаются в России? Ведь здесь такая свобода, такая демократия!.. Почему они так резво убегают? По какой причине мы никак не дождемся инвестиций? А все по той же, по какой они не идут в Антарктиду. Как огонь стремится вверх, а вода вниз, так деньги стремятся к прибыли. Географическое положение России, с точки зрения рынка, отнюдь не самое удобное. А точнее, вовсе неудачное — хуже только в Монголии. Большую часть года холодно, пространства огромные, моря и реки зимой не су-доходны. О какой прибыли можно вести речь по сравнению, например, с южно-азиатским регионом? Хоть автомобили делать, хоть подгузники там выгоднее. Потому что цех строить можно прямо на земле без фундамента, практически не заглубляясь. У нас же надо рыть котлован под фундамент ниже уровня промерзания. А это денежки, и немалые. Если сэкономишь, здание «поплывет» по весне. Стены нужны определенной толщины, обеспечивающей теплоизоляцию. Опять дополнительные вложения. В каком-нибудь Таиланде достаточно стен, защищающих от ветра. Коммуникации в России следует тоже закапывать в землю ниже уровня замерзания грунта. В Таиланде их можно просто на землю положить. Если зарывать, то только в эстетических целях. Нашему рабочему нужно платить, чтобы хватило на проживание в холодных условиях (теплая одежда, отопление жилища, соответствующее питание). Азиату достаточно горсти риса и шортов. Плюс ко всему, надо в прямом смысле сжигать наши энергоресурсы (а это те же деньги), чтобы было тепло. Теперь сами себе ответьте, найдется ли такой дурак, который, имея выбор между недемократическим Таиландом и демократической Россией, ни с того ни с сего Россию начнет инвестировать? Судя по опыту, таких дураков нет. Все, что нам преподносится как инвестиции, на самом деле — колониальная торговля и выкачивание ресурсов.

Считается, что в южных регионах тоже есть свои издержки, например, им кондиционеры нужны, чтобы жару разгонять, и у них наводнения с землетрясениями случаются. Эти трудности, утверждают некоторые, уравнивают холодные и теплые страны. Но эти господа своих утверждений не просчитывали. А капитал, прежде чем совершить любое действие, просчитывает все. Сам факт, что в одно место он прет, а в другое его дубиной не загонишь, говорит о многом.

Капитал в России напоминал вьючное животное, которое постоянно норовило удрать. Поэтому его всегда держали на цепи, принудительно заставляя работать на благо общества. Демократы во время перестройки откровенно лгали. Они рассказывали, что там, на Западе, есть добрый капитал, который только и думал, как бы ему в холодную Россию проникнуть и принести с собой изобилие. Но никак не мог, бедный, потому что России всегда не везло с правительством. Сначала плохие цари не пускали капитал. Потом плохие коммунисты никак не давали ему пути в Россию. Почему? Ясное дело, почему. Потому что злодеи. Издевались над народом, держали страну за железным занавесом. Вот из-за этого капитал никак и не мог пробраться в Россию.

Примерно такими байками кормили взрослых людей с университетским образованием. Даже не верится, что нам так обосновывали необходимость демократии. И никто серьезно не задавался вопросом, почему же правители России так упорно ограждали страну от конкуренции? Все удовлетворились ответом, что происходила такая оказия единственно потому, что они злодеи и изверги. Отсюда вывод: поменяем злодеев на хороших демократов и заживем, как люди.

Неудивительно, что мы, «вооруженные» такими знаниями, стали жертвами чудовищной по своим размерам манипуляции. Последствия в любом случае будут еще чудовищнее. И никакого выхода в сложившихся условиях нет.

Единственное спасение — в срочной и кардинальной смене ситуации. При этом надо понимать, что, если даже мы прямо сейчас приступим к решительным действиям, за все, что натворено, придется рассчитываться. Каждый день, проведенный в режиме «пир во время чумы», потребует нескольких дней труда и лишений. Чем сильнее пьянка, тем сильнее похмелье. Сегодня мы похожи на запойного пьяницу. У нас два пути — или остановиться и пережить страшное похмелье, или умереть.

Как ни крути, а железного занавеса нам не избежать. Только в одном случае мы построим его сами, чтобы защитить свой народ. В другом случае нам построят его наши соседи, чтобы защититься от голодной России. (Думаем, ни у кого нет иллюзий, что есть на свете такая страна, которая возьмется кормить сто миллионов голодных граждан России.) Так что или мы отгораживаемся от Запада и живем, или они отгораживаются от нас, и мы умираем. Такая вот перспектива.

Если в ближайшее время не предпринять действий, соответствующих ситуации, самые мрачные прогнозы померкнут перед действительностью. На горизонте призрак блокадного Ленинграда размером во всю Россию. Сельского хозяйства нет, промышленности нет, науки нет, образования нет. Есть только продажа ресурсов, кучка присосавшихся к этой кормушке паразитов и сопутствующая деятельность коммерсантов. Ужас не только в том, что никто не понимает конечного результата своей деятельности. Ужас современности — в отсутствии масштабных людей, способных предпринять соответствующие действия. Создается впечатление, что те, от кого зависит наше спасение, не верят или не понимают серьезности положения. Иначе как объяснить то, что они «осваивают» бюджет, выделенный на решение ситуации точно так же, как некогда осваивали различные транши? «Неужели не вразумятся делающие беззаконие, съедающие народ мой, как едят хлеб?» (Пс. 13,4).

Конечно, можно сказать, что нам не привыкать восстанавливать разоренную страну. Много раз восстанавливали, восстановим и теперь. Да, согласны. Но для этого надо, во-первых, прекратить процесс разрушения. Во-вторых, создать костяк из честных людей, не просто понимающих ситуацию, но обладающих масштабным мышлением и организаторскими талантами. Воин, ученый и организатор в одном лице. Пока же есть только команда поднаторевших в казнокрадстве чиновников и коммерсантов. Никто из них реально не управляет. Единицы, демонстрирующие хоть какое-то понимание, одновременно демонстрируют полную импотенцию. Ходить с плакатами вокруг Думы и требовать социальных льгот — верх их активности и понимания.

Глава 6. Разрушение фундамента

Бжезинский, советник американского президента по Восточной Европе, открыто заявляет, что после коммунизма главным врагом западной цивилизации является православие. Не язычество, ислам или иудаизм, а именно православие. Как вы думаете, почему он так конкретен и категоричен? Потому что православие — исторический фундамент России. Только опираясь на этот фундамент, возможно полноценное возрождение Российской империи. Не будет православия — не будет великой России. Равно как не будет иудаизма, не будет Израиля. Не будет ислама, не будет Ирана. Историческая религия — это тот хребет, на котором держится все остальное. Каким бы государство ни было многонациональным и много-религиозным, оно имеет один ориентир. Для много-конфессионального и многонационального Израиля ориентиром служит иудаизм. Многоконфессиональному и многонациональному Ирану ориентиром служит ислам. Ориентиром много конфессиональных и многонациональных США является Рынок. Аналогично и с многокофессиональной и многонациональной Россией, исторически ориентирующейся на православие. Ориентир определяет генеральное направление. Тот факт, что мусульмане ориентируются на заповеди ислама, а европейцы с американцами на заповеди рынка, подтверждает, что каждому свое. Попытку переориентировать чужую страну на свой ориентир следует понимать как попытку подчинить эту страну.

Сегодня Запад пытается всех заставить отвернуться от своих исторических ориентиров и переориентироваться на Рынок. Это следует понимать как попытку подчинения. Если Израиль, Россия или Иран начнут ориентироваться на Рынок, в перспективе это значит подчинение США. Без вариантов. Чтобы было не все так очевидно, попытка подчинения носит научный оттенок и маскируется словами о свободе совести. Подход дьявольски изощренный. Извините, но другое словосочетание подобрать трудно. Смотрите, что делается. Сначала проводится мысль о свободе совести. Вроде все правильно, и из этого следует, что каждый имеет право исповедовать любую религию. А раз так, значит, придание какой-то одной религии статуса государственной означает ущемление других религий. Но поскольку все люди равны и все такое прочее, получается, что никакую религию нельзя считать государственной. А раз так, значит, государственным ориентиром назначается атеизм, что в переводе на русский язык означает поклонение мамоне. Когда нам говорят, что в России живут несколько миллионов мусульман или буддистов, и потому православную веру нельзя принимать в качестве ориентира, это означает, что нам предлагают принять в качестве государственной религии культ мамоны. Ни больше, ни меньше.

Атеизм является религией, потому что отрицание Бога — тоже вера. Люди верят, что они произошли из обезьяны. Не знают, а верят. Любая масса устроена так, что по фундаментальным вопросам имеет только внушенное мнение. Чему людей учат в школе, то они и усваивают на всю жизнь. Учат, что Бог есть, они верят, что есть. Учат, что нет его, — верят, что нет.

В сухом остатке получается, что атеизм есть религия Рынка. Как и в любой религии, там есть свои жесткие догматы, за нарушение которых немедленно следует наказание. По этому признаку рыночная религия более жесткая, чем любая другая. Она не предусматривает покаяния и прощения. Нарушителям рыночных догматов нет прощения, они караются тут же, незамедлительно и сурово.

Теперь главная мысль, зачем религии рынка потребовалось заявить себя так, что она вроде и не религия? История знает древние культы, основанные на поклонении мамоне. Например, в Карфагене было такое поклонение. Но почему раньше это поклонение не скрывали, а теперь так тщательно маскируют? Согласитесь, сам по себе факт сокрытия настораживает. Весь наш опыт свидетельствует, что так скрывают нелицеприятные цели. В чем же нас хотят обмануть?

Это тактика «троянского коня». Сначала ему открывают ворота и запускают, а потом оттуда выскакивают враги и покоряют город. Если открыто зафиксировать все неизбежные и гарантированные минусы рыночной религии, ни одно общество не примет ее в качестве государственного ориентира. Подчеркиваю, ни одно. Но стоит преподнести то же самое под другим соусом, и люди охотно открывают ворота для «троянского коня».

В свете такого понимания трудно объяснить редкое (и потому удивительное) единодушие властей, заявляющих, что «никакая религия не может признаваться государственной». Понятно, что ни ислам, ни буддизм, иудаизм, индуизм и даже русское язычество никогда и не претендовали на роль государственной религии России. Единственным кандидатом на это место всегда была православная вера. Следовательно, под формулировкой «никакая религия» понимается православная вера. Говоря языком без политеса, выражение «никакая религия» в переводе на русский язык означает «православная вера». Выходит, атеизм может быть государственной религией, а православие не может?

Здесь уместно вспомнить Козырева, бывшего министра иностранных дел России, который пишет в своих воспоминаниях: «Сидели, думали: будет любая идеология — будет тоталитаризм. Надо решить, что должно заменить идеологию? Деньги! Место национальной идеологии должны занять деньги». После этого родился знаменитый лозунг ельцинской эпохи «обогащайтесь»! В итоге то, что раньше тратилось на независимость и образование страны, теперь пожирает горстка богачей.

Сказано: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне (Мф. 6,24). Люди в любом случае будут служить Богу или мамоне. Или религия, или рынок. Если выбираем Рынок, дальнейшее развитие событий понятно, в чем мы наглядно убедились. Очень быстро все сведется к плотским желаниям, потребительству и эгоизму. Природа человеческая порочна, и США строит на этом свою агрессию. Первое, что они делают с оккупированной страной, это заполняют информационное пространство идейной продукцией, разрушающей основы морали и нравственности. Главный агрессор планеты через свои «свободные» СМИ заполняет души людей порнографией и насилием, и спустя определенное время население превращается в потребителей, которым все по фиг. Страну пожирает чудовище мирового рынка. Люди, как бы они ни были крепки в своей вере, при постоянном искушении падут. Останутся единицы, но единицы не делают погоды. В этом виноват не человек, а такова его природа. Если по монастырю организовать прогулки голых девиц, от монастыря за короткое время ничего не останется. В миру живут еще более слабые люди. Мы, пишущие эти строки, все понимаем, но никто из нас не может сказать, что он безгрешен. Человек привыкает к порочному удовольствию независимо от понимания его опасности. Никто не может устоять против соблазна, если его системно, постоянно и профессионально соблазняют. В результате под видом свобод и прав народ превращают в кашу, в грязь, хаос.

Если выбираем религию, значит, должны ответить на вопрос: какая религия оптимальна для России? Это не шутка, это очень серьезно. От того, какие ориентиры будут у нашего государства, зависит наша судьба и судьба наших детей.

Глава 7. Подлая ситуация

Процессы, упомянутые ранее, Запад пытается запустить по всему миру, но акцент в первую очередь на Россию. Китай тоже представляет большую угрозу, но Китай — это Китай, не больше. Он не может стать осью мира из-за особенностей мировоззрения и культуры. Он безусловный лидер своего региона, тогда как Россия может расширить опыт построения семейной империи на всю Евразию и мир. В этом ее опасность. Пока иммунная система России блокирована, пока вера, культура и традиции серьезно ослаблены, возникает идеальная ситуация для удара. Потом, когда Россия очнется, будет поздно. Чтобы не опоздать, все силы Запада брошены на переформирование сознания и создание условий для экономического банкротства.

Альберт Гор, кандидат в президенты США, заявил, что потребительско-рыночное мировоззрение ведет нацию в пропасть. Если это мировоззрение ведет в тупик Америку, страну, выросшую на демократии, что говорить о России... Наш народ не умеет жить в атмосфере делячества и продажности. Он или спивается и становится бомжем, или огрубляется сердцем и уходит в разбойники. Как медведь впадает в спячку, так наш народ впадает в социальную кому, в духовную лень, делаясь ко всему равнодушным. Несчастные бродяги, расплодившиеся на улицах и вокзалах, — немой укор обществу. Это «дети демократии», не умеющие приспособиться к породившей их системе.

В этой ситуации призывы к народу опомниться, защититься и прочее, бессмысленны по своей сути. С таким же успехом можно обращаться к детям, которые по природе своей не способны предугадать, чем в ближайшем будущем обернется то или иное действие. Сколько ни объясняйте детям, что электричество и отопление очень важные вещи, но если летом к ним придет добрый дядя и предложит выбрать между электричеством и конфетами, дети всегда выберут последнее. Они не понимают, что придет зима. Пока им тепло, конфеты предпочтительнее непонятных слов о грядущем похолодании. Когда дети с конфетой в руке замерзнут, у дяди, проводившего выборы и прекрасно понимавшего их последствия, есть заготовленные фразы в духе: «каждый народ достоин своего правительства», «раньше надо было думать», «вас никто не заставлял», «сами выбирали» и прочее. Все это можно назвать одним словом — подлость. Смотреть, как подлецы манипулируют детьми, даже если детям от 20 до 70 лет, и ничего не делать — тоже подлость. Если дети однажды становятся взрослыми, то народ, к сожалению, никогда не становится мужем с государственным масштабом мышления. Он вечный ребенок, у которого меняются игрушки и игры, но не масштаб мышления. Сколько вы ему не объясняйте, он поймет ровно столько, сколько может вместить. И для пятилетнего, и для пятидесятилетнего ребенка темы, лежащие за рамками «песочницы», навсегда останутся недоступными. Когда люди под тем или иным предлогом отказываются от решения или даже осмысления задач в масштабе государства или планеты, они как бы иносказательно говорят: это не нашего ума дело, потому что мы — дети, которым смешно даже в мыслях браться за такие задачи. Мы всегда будет абсолютно беззащитны против «цивилизованного» ограбления посредством, например, колебания курса валют, геополитических или макроэкономических явлений, политических злоупотреблений. Нас должен кто-то защищать. Как детей от холода и голода защищают взрослые, так народ от хищников должна защищать честная элита. Но защищать сейчас (пока?) некому. Мир будет катиться в пропасть до тех пор, пока элита не займется тем, к чему имеет таланты, масштаб и дух. При этом под элитой подразумеваются не те, кто носит модные ботинки и ездит на дорогих машинах, а те, кто имеет совесть и таланты.

Произойти это может в силу каких-то исключительных обстоятельств, созданием которых мы, собственно, и занимаемся. «Ради страдания нищих и воздыхания бедных ныне восстану, говорит Господь, поставлю в безопасность того, кого уловить хотят» (Пс.11,6).

Часть шестая. Финальная стадия

Глава 1. Ступор

Когда пришло осознание ситуации на планете, в среде образованных демократов возник ступор. Было совершенно непонятно, что делать, где выход. Человечество, именующее себя прогрессивным, оказалось заложником процессов, которые если кем и управлялись, то явно не демократами. Некогда стройная социальная пирамида, структурированная на принципе свободы в религиозном смысле, после демонтажа ключевых узлов стремительно превращалась в кучу хлама. Все смешалось.

Забота о народе дает больше, чем его ограбление. Но для того, чтобы заботиться, нужно быть не временщиком, а хозяином. Причем хозяином соответствующего масштаба, видящего тему целиком. Демократия не дает шанса быть хозяином. К власти, ранее понимаемой как бремя отца, что по силам только избранным, устремились хищники. Энергия элиты, потенциально предназначенная для созидания, оказавшись в противоестественных условиях, направляется на разрушение. Аристократ из благородного воина превращается в беспринципного бандита. Если к этому добавить, что экзамен на соответствие, о котором упоминалось в самом начале, в современном мире вовсе исчез, мы вынуждены констатировать весьма печальную картину. Свобода превратилась в хаос, потому что демократы предложили трактовать ее не как состояние духа, доступное единицам, а как возможность потакать инстинктам и страстям. На смену идее служения обществу приходит идея ограбления общества. Самые сильные и талантливые люди превращаются, образно говоря, из иммунных клеток в раковые. Вместо того чтобы создать условия, где честолюбивые замыслы реализуются через укрепление общества, система предлагает перевернутые правила игры, и реализация честолюбивых замыслов становится возможна не иначе, как посредством разрушения общества.

Человечество имеет дело с системным сбоем, последовавшим из-за фундаментальных просчетов в конструкции. Со стороны похоже, что самые сильные люди (иммунные клетки), почему-то вдруг сходят с ума, и вместо того, чтобы защищать народ (организм), набрасываются на него и уничтожают. Народ не в состоянии защититься от сильных, как ребенок не в состоянии защититься от взрослого. Чем больше у сумасшедших возможностей, тем шире разворачивают они свою деятельность. Это замкнутый круг.

Ницше говорил демократам-обывателям: «Бог умер! Вы его убийцы, но дело в том, что вы даже не отдаете себе в этом отчета». Он верил, что Запад найдет выход, породив сверхчеловека. Эту мысль подхватили фашисты. Хайдеггер, поначалу желавший стать философом фюрера, когда узнал фашизм изнутри, пришел к еще более страшному выводу. Оказалось, что фашистский «сверхчеловек» есть простой обыватель, если к чему и стремящийся, то к состоянию сверхобывателя, голосующий за того, за кого «следует голосовать». Он преодолел всякую потребность в смысле и прекрасно устроился в полном обессмысливании и абсолютном абсурде.

Глава 2. Обреченность

Несколько веков назад технический прогресс разделил человечество на два потока, один из которых ориентировался на маммону, второй — на Бога. Сегодня они тяготеют к слиянию в один. Причина, разъединившая их, уходит. Современные страны доминировали над традиционными только за счет военного преимущества. На наших глазах исчезает жесткая зависимость военной мощи от экономики. Прогресс дал технологии, позволяющие иметь оружие предельной мощности за относительно малые деньги. Страны со слабой экономикой могут изготовить одну единицу бесконечно мощного оружия. Страны с сильной экономикой могут изготовить тысячу таких единиц. Но тысячекратное превосходство не дает преимущества, как это было раньше, потому что тысяча бесконечностей равна одной бесконечности. В обозримом будущем военный паритет будет полностью восстановлен. Эффект военного преимущества, позволявший Западу строить свое благополучие на чужом неблагополучии, рухнет. В первую очередь это относится к наступательным видам оружия. Недалек тот день, когда «пояс шахида» станет ядерным. Это кошмарный сон Запада. Когда он станет явью — вопрос времени. Главное, что это неизбежно, и тогда возродится зависимость безопасности от доблести. Это приведет к восстановлению естественной социальной иерархии. Снова не хлебом одним будет жить человек» (Лк. 4,4). Фантастика, рисующая космические битвы между императорами, во многом предугадала будущее. А Запад может уйти. «Видел я нечестивца грозного, расширявшегося, подобно укоренившемуся многоветвистому дереву; но он прошел, и вот нет его; ищу его и не нахожу» (Пс. 36, 35).

Фактически Запад умер. Породив принципиально новый тип человека, понимающего свою жизнь как высшую ценность, он оказался в окружении людей, иначе оценивающих эту жизнь. Обозвав их фанатиками, он был вынужден уже не стихийно, а сознательно совершенствовать прогресс, чтобы воевать с фанатиками, не подвергая себя опасности. Беспилотные самолеты, танки и ракеты, это все из той области. Жрецов сменили ученые. Религию сменила наука, по сути та же религия, но служащая иным целям. На сегодня процесс исчерпал себя и зашел в тупик. При равных технических возможностях победит тот, кто готов драться до смерти. И это явно не Запад.

На планете есть могущественные силы, заинтересованные использовать Запад как инструмент. Западу просто не достает времени осмыслить этот факт. События, от которых зависит его жизнь, меняются с кинематографической скоростью. Он едва успевает поворачиваться в потоке проблем, осознать корень которых, а тем более взяться за их решение, у него нет ни сил, ни времени. Если допустить, что Запад осознал весь ужас своего положения, он будет похож на тонущую лодку, плывущую в пропасть водопада, пассажиры которой лихорадочно вычерпывают воду. Если они переключат свои силы на изменение направления движения, лодка за это время утонет. Если будут продолжать черпать, лодку унесет в пропасть.

Запад в принципе не способен адекватно отреагировать на ситуацию. Для этого требуется много времени, а его-то как раз и нет. Если даже допустить фантастичный вариант, что за одно-два десятилетия на Западе появится сила, способная резко повернуть руль, это ничего не даст. Современный Запад формировался 500 лет, и вернуть его за 20 лет в естественное положение в принципе невозможно. Во-первых, резкий поворот перевернет конструкцию. Во-вторых, скоростная перестройка вызовет перегрузки, которых западное общество не выдержит. Поскольку растягивать процесс больше, чем на 20 лет, нельзя, катастрофа неизбежна. Запад обречен, независимо от того, понимает он это или нет… Впрочем, возможно, мы ошибаемся. Если в самое ближайшее время на Западе найдутся конструктивные силы, осознающие реальность положения, общими усилиями есть шанс исправить ситуацию. Для этого нужны новые рыцари, способные к нелогичному действу.

Глава 3. Апокалипсис

Разнообразие религий плюс нетерпимость в вопросах истины делают военные столкновения неизбежностью. Сектором Газа станет весь мир. Никакими переговорами это не предотвратить, потому что корни новой войны лежат в метафизике. У конфликтующих сторон, коими потенциально являются все мировые игроки, есть фундаментальные разногласия в оценке ценностей. Потребительская цивилизация никогда не сможет договориться с религиозной в главном — в направлении. Цивилизации разных религий тоже никогда не договорятся. Компромисс для обоих означает смерть, тогда как бой обоим оставляет шанс на жизнь.

На первом этапе по одну сторону баррикад будут системы, ориентированные на Бога, по другую — ориентированные на Рынок. Если после этого столкновения планета уцелеет и рыночная цивилизация канет в небытие, победители столкнутся на почве метафизических разногласий, как израильтяне с арабами. И выхода нет, цельное мировоззрение не допускает компромиссов. Распространение Истины, обладателем которой себя считает каждая религия, поставлено как условие спасения души. В обществе, где жизнь, по сравнению с бессмертной душой, будут понимать как ничто, столкновение бескомпромиссных мировоззрений означает вооруженный конфликт. Война охватит всю планету. Разница только в том, что новые пророки вооружатся не мечами, а ядерным оружием. Никакая рациональная логика их не остановит, потому что шкала ценностей у них иррациональная. Из двух вариантов выберут тот, который отстаивает Истину, даже если он гарантирует смерть. Так восстановится экзамен на соответствие. Все повторится по спирали, если только это не будет ее последний виток. Снова высшие ценностями будут выводиться из религии, а не из эгоизма. Человеческая жизнь как временное явление перестанет считаться высшей ценностью. Даже жизнь народа не будет представлять высшей ценности. Выше всего станет нематериальная субстанция, душа, которая после смерти тела будет существовать в каком-то другом мире, сохраняя при этом все свойства личности. Как душа будет существовать там, зависит от жизни здесь. Так говорит Бог. Поэтому власть окажется в руках людей с метафизической шкалой ценностей, для которых окружающая действительность не более чем супер-реалистичная компьютерная игра. Из двух смертельных путей выберут наиболее очевидно ведущий к смерти, потому что предводителями воюющих сторон будут те, кто веру и честь поставил выше жизни, то есть личности свободные.

Жизнь и окружающий нас мир не есть реальность. В священных текстах недвусмысленно говорится: «Не любите мира, ни того, что в мире; кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1Ин. 2,15). Они говорят, что настоящая реальность будет потом, когда игра кончится, когда компьютер сломается или выключится. Смерть — не зло, это пробуждение от сна и начало настоящей жизни, которая будет зависеть от временной земной жизни. Там определятся награды и наказания.

Как ни ужасно слышать это современному уху, но сие неизбежность. Князья духа повторят крещение огнем и мечом, Ислам повторит свои походы. Современная полномасштабная война уничтожит человечество. Апокалипсис неизбежен. «Земля и все дела на ней сгорят» (2Пет. 3,10). Сегодня прямую агрессию останавливает только то, что лидеры ведущих стран исповедуют светскую шкалу ценностей, где жизнь стоит на первом месте. Соображения собственной безопасности сдерживают войну. Если бы лидер мог чудесным образом очистить планету от конкурентов, не подвергая ни себя, ни страну риску, он бы долго не думал. Но с новым мировоззрением придет новая логика.

Ядерное оружие + метафизика = смерть.

Не пытайтесь возражать рациональными или экономическими аргументами. Область, о которой мы говорим, находится в другом измерении. Все зависит от того, каким аршином мы меряем действительность. Что есть действительность — земная жизнь или загробная? Разные точки отсчета и разные ориентиры порождают разное понимание и разные пути действия.

Глава 4. О фанатизме

Изложенное выше гарантированно наводит на мысли о религиозном фанатизме, сознание рисует соответствующие картины. Слово «фанатизм» из той же когорты малопонятных слов, что свобода и равенство. Они нравятся или не нравятся людям, не смыслом, потому что никто толком не знает, что это такое, а возникающими от них ассоциациями. Все ориентируются на ассоциации, порождаемые этими словами. Так вот, слово «фанатизм» рисует ненормального, больного человека, который, как минимум, хочет зарезать, а вообще для него привычный ритм жизни — убивать и взрывать. Эта ассоциация не имеет ничего общего с тем, о чем мы говорим. Речь идет о настоящих людях, у которых есть принципы, поставленные выше жизни. Извечно это считалось нормальным и достойным явлением. Сегодня, в перевернутом с ног на голову мире, сама по себе такая постановка вопроса шокирует человека, выросшего на диалектическом материализме. Будучи уверен в своем происхождении от обезьяны и в том, что жизнь есть высшая ценность, он, бессознательно реагируя на всякое заявление о смерти отрицательно, делает логический вывод: кто жертвует жизнью ради каких-то принципов, тот больной фанатик. Эти так называемые «простые люди» не обращают внимания, что они такие же фанатики и так же жертвуют своей жизнью. Только не ради Идеи, а ради Быта. Свою жизнь они отдают существованию в режиме «работа, пиво, телевизор» с теми или иными вариациями. Одни отдают жизнь Подвигу. Другие отдают ее Быту. У одних есть принципы, у других все принципы кончаются, когда возникает опасность для жизни. Раньше первых называли героями. Сегодня — фанатиками. Жить для чрева стало нормой. Для Идеи — фанатизмом. Все же прав Ницше: «Нет пастыря, одно лишь стадо». Стадо, покорное чреву и со склоненной навеки головой.

* * *

Финиш выражается в восстановлении классических приоритетов. Экономике возвращается статус обоза, идеологии — статус боевых частей. Время правления завхозов и коммерсантов заканчивается. Новые воины под идеологией будут понимать не политические теории, выведенные из того или иного философского учения, которое, в свою очередь, было выведено из рациональной логики, а ориентиры, выведенные из религиозных постулатов. Третье тысячелетие — это в любом случае тысячелетие метафизики. Материализм и атеизм себя полностью дискредитировали. Восстановление религии автоматически восстановит честь. Мир, где человек добивался признания через материальный успех, уходит. Претенденты на верхние социальные ступени будут определяться не материальным уровнем, а через демонстрацию степени своей свободы. На практике это означает выполнение религиозных предписаний, трансформированных на светский манер.

Глава 5. Беда Запада

К моменту Главной битвы Запад превратил своих воинов в беспринципных монстров-космополитов, которым нет разницы, за счет кого наживаться: за счет своих или чужих. Главное — наживаться, при этом даже не понимая, что после определенной цифры это занятие превращается во что-то типа бессмысленной игры, в деньги ради денег. Не ради спасения души и даже не ради удовольствия. Просто деньги ради денег, и все. Ради этой бессмысленности Запад сделал свое население похотливыми обывателями, которым ни до чего нет дела, кроме своего личного блага. Такое общество не способно выжить в надвигающихся условиях. Его конструкция крайне сложна, а уровень требований необычайно высок. Ситуация усугубляется тем, что за долгие века тотального превосходства у западного обывателя сформировался миф о своей исключительности. Житель Запада убежден не на рациональном, а на генетическом уровне, что по сравнению с любым другим жителем планеты он имеет больше прав на жизнь вообще и на лучшую жизнь в частности, даже не задаваясь вопросом, почему он так считает. На деле Запад и слышать не хочет ни о каком равенстве, но у него все меньше и меньше сил подтвердить эти притязания. Он похож на дряхлого, немощного старика, истощенного плотскими удовольствиями, у которого нет иных цели, кроме личных. Его высшей ценностью является жизнь и чувственные удовольствия. Этот старик молодится, у него вставные зубы, напудренная после пластической операции кожа, модный костюм и блестящая машина. В руках он держит дистанционный пульт управления танком. Ему противостоит молодой, полный сил воин, у которого скоро будет такой же пульт. Он презирает страх перед смертью, потому что его высшая ценность — душа. Он ориентирован на религиозные догматы, требующие положить все, в том числе и жизнь, на благо Веры, Родины и Народа. Готовность отдать жизнь за свои убеждения не компенсирует недостаток вооружения, но делает Запад беззащитным. Если пульт сломается, дерзкий воин готов сам сесть за руль, тогда как «робкий пингвин», дрожащий за свою жизнь, не способен на такое. Это определяет все, и Запад не хуже нашего понимает ужас своего положения.

* * *

Однажды, во время колониальных войн, которые вела Англия, африканское племя зулусов, воины которого были вооружены только копьями, победило целый английский полк. Ни ружья, ни пушки не помогли. Зулусы победили лишь потому, что презирали смерть. Англичане расстреливали их в упор, а они все равно шли и шли вперед. Первые ряды пали. Вторые их перешагнули. Третьи перешагнули вторых и так до тех пор, пока англичане не пришли в ужас от такой доблести и не дрогнули. Колонизаторы побежали и были перебиты зулусами. Эта славная битва вошла в историю как пример воинского духа, презирающего смерть. Конечно, потом англичане проанализировали столь необычную ситуацию, сделали соответствующие выводы и в конце концов захватили страну зулусов, потому что копье против ружья и пушки не устоит. Но прецедент был создан. А теперь на минутку представьте, что произошло бы, если бы вооружение у воюющих сторон было примерно равное.

Глава 6. Грядущее доминирование

Ни у кого нет сомнений относительно порочности направления движения. Но что делать? Ситуация построена так, что исключает любые волевые решения. Сегодня для Запада единственная возможность действовать сводится к приспособлению под ситуацию. Но ситуация смертельная. Приспособиться под нее нельзя. Ее нужно менять, но как и на что менять, если нет ориентиров?

Мир стоит на пороге революционных изменений. Новые силы должны или уничтожить его, или так изменить, что нет шанса даже предположить, каковым будет новым мир. Как доблесть уживется с ядерным оружием? Запад превращается в колосса на глиняных ногах. Азия и Ислам, благодаря сохраненным традициям и религии, в новых условиях активизируются. Россия и Израиль стоят особняком. Они никогда не утрачивали фундамента и никогда не сходили с мировой арены.

Уже сейчас понятно, что возрождение Востока — неизбежность. Чтобы остановить этот процесс, Запад должен разрушить его традиции и веру. Но несколько веков назад уже вставал вопрос жизни и смерти, и эти общности предпочли попасть в зависимость, нежели лишиться веры и традиции. Сейчас, когда безопасность утратила прямую зависимость от экономики, а экономика не только перестала противоречить традициям, но, напротив, находит в них силу, надеяться, что Западу как-то удастся поколебать Восток — фантазия. Запад это чувствует, и с тоской смотрит в будущее. В мире метафизики он быстро выпадет из игры. Судьба западного обывателя с рыхлым нежным телом, зависимым от кучи бытовых удобств, незавидна. Что с ним будет, когда он окажется среди суровых закаленных воинов, презирающих страх смерти, не ценящих ни своей, ни чужой жизни? В лучшем случае ему светит служение в обозе новых зулусов за право не рисковать жизнью.

Западные люди превратили себя в предметы для изготовления предметов, и им не на что надеяться, разве что на чудо. Пока такого чуда нет, Запад будет продлевать свое существование за счет других. У него нет будущего, как нет будущего у раковой опухоли. Последствия протестантизма слишком глубоко въелись в его кровь и плоть. Неясно, какими мерами можно вернуть ту же Англию или Германию, не говоря о США, в нормальное состояние.

Даже если Запад каким-то чудом, с помощью фантастических технологий, запустит в восточных странах процессы, аналогичные российским, которые смогут развратить и обанкротить Восток, то и тогда он обречен. Что он будет делать с Израилем? Эта уникальная система показала чудеса выживания. Она две тысячи лет сохраняла государство и религию, не имея собственной территории. Ее граждане были рассеяны по всему миру, не утратив национальности и традиции. Ясно, что никакому Западу Израиль не по зубам. Сегодняшний Запад стал домом без фундамента, кораблем без ориентира. Он подобен флюгеру, которым крутят сиюминутные материальные обстоятельства. Запад давно не создает ситуацию, он только приспосабливается. Создавать ситуацию могут только духовно структурированные системы, интересы которых лежат за границами земных интересов, что позволяет оперировать масштабами веков и континентов. Так как у Запада ничего подобного нет, он сам стал объектом манипуляции. Западные правительства, подчиненные Рынку, превращают свой народ в пыль. Многие понимают это, но никто ничего не может сделать. Если бы даже им удалось весь мир превратить в пыль, для них ничего бы не изменилось. Просто обозначились бы тысячелетние чаяния Израиля, самой жизнестойкой структуры из всех известных человечеству. Кругом безродная человеческая пыль, оторванная от всяких корней, с животными интересами, и только один Израиль — гармоничная живая структура, вытянувшаяся к небесным целям.

Рассуждения на эту тему требуют отдельной работы, и здесь можно сказать только, что корни ее лежат в метафизике. Говорить об этом с досужим обывателем, значит попасть в его систему шаблонов. В любом случае он поймет не то, что мы хотим сказать, а то, что ему заранее внушили. Поэтому разговор до самых глубин пока нецелесообразен. Тем более, генеральная линия обозначена, и кто имеет желание, может сам все додумать.

Глава 7. Роль России

Ни одна империя, ни прошлая, ни настоящая, не может похвастаться такой же терпимостью, как Россия. Наша религиозная нетерпимость сочетается с терпимостью так же, как понятие «господин» содержит в себе понятие «слуга». Евангелие говорит: «Кто первый будет между вами, будет вам слуга», то есть господство отца проявляется в служении своей семье, а не в ее использовании для удовлетворения своих личных нужд. В Английской империи нельзя было представить англичанина, живущего хуже индуса. Во Французской империи нельзя было представить француза, живущего хуже араба. Поэтому этих империй больше нет. В России можно было видеть раньше, можно увидеть и сейчас, что основной народ, русские, живут беднее прочих народов. Кажется, несправедливо, что грузинский крестьянин живет лучше русского! Европейский рационализм, к которому нас подталкивают, требует восстановить «справедливость» через грабеж грузинского крестьянина под любым благовидным предлогом. Но мы не восстанавливаем «справедливость» и дальше ворчания не идем. В этом особенность нашей культуры. Мы не рассматриваем себя выше кого бы то ни было. Мы принимали и принимаем в Россию другие народы на правах члена семьи, и вот этого Запад боится, как черт ладана.

Мы единственная, уникальная и неповторимая империя, империя семейного типа. Живут южные члены нашей большой семьи лучше, ну и пускай живут. Им так Бог дал. Лермонтов писал: «И Грузия цвела среди садов, не опасаяся врагов за гранью дружеских штыков». Русские штыки не грабили, а защищали. И такое наше качество — отнюдь не минус, как это пытаются представить, а плюс. Сортность в России присутствует только на моральном уровне. Людьми низшими считаются вор, развратник или обманщик, но даже и такая сортность размыта. Народ относится к преступникам не свысока, не как белый плантатор к негру — такого и близко нет — а как к больным, которых пожалеть нужно. Все империи распались именно из-за деления людей по сортам. А Русь стоит.

Для нас плохой человек определяется не формой носа, а наличием или отсутствием принципов. Если у тебя есть непоколебимые принципы, значит, с тобой можно иметь дело. Если ты стремишься «брать от жизни все», это само по себе делает тебя человеком второго сорта, с которым нельзя иметь дела, потому что ты — флюгер, ориентированный на выгоду. Кому нужен такой товарищ?

Ислам и Азия тоже не знали и не практиковали национализма, имеющего научную или религиозную основу, чего не скажешь о протестантизме или иудаизме. Но Азия тоже не сможет построить мировую империю, потому что ограничена культурными особенностями. Ислам имеет потенциал, позволяющий строить империю. Достаточно стать мусульманином по духу, принять таинство посвящения, и ты будешь полноправным членом общества. Но слабость мусульманской цивилизации в отсутствии лидера. Ни одно из мусульманских государств не имеет статуса безусловного лидера. Такого, как США для Запада, Россия для православия или Китай для Азии.

Из всех возможных сценариев уничтожения России самым бесперспективным является военный. Пока Россия ядерная держава, вступать с ней в конфликт означает самоубийство. Но совершенно сбрасывать со счетов такой сценарий нельзя. Крушение экономики естественным способом приведет Россию к утрате статуса ядерной державы. В недалеком будущем заканчивается срок годности российского ядерного оружия, и с нынешним состоянием экономики и науки новым его не заменить. Кроме того, мешают договоры о сокращении этого типа оружия. Одновременно наши потенциальные противники наращивают обычные виды вооружения. Теоретически по ослабленной России они могут нанести массированный удар неядерными ракетами, так что уровень поражения будет равен ядерному. Произойти это может не в любую минуту, а в любую секунду, ибо компьютерный век внес свои коррективы. Теперь не надо тратить время на стягивание войск к границам. Достаточно нажать кнопку.

И все же, по многим соображениям, приоритетным остается вариант холодной войны, где объектом бомбардировки будет наше сознание. Сегодня новая военная доктрина — война не за экономику и территории, а за сознание. Кто завоюет сознание, тому принадлежит все остальное. Если эта кампания удастся, возникнут процессы, разрушающие духовные основы и провоцирующие отток капитала, что в совокупности приведет Россию к моральной деградации и экономическому банкротству. Данный вариант, кроме всего прочего, хорош тем, что позволяет совершать разрушительные действия под аккомпанемент заверений в дружбе и под знаменем борьбы за высокие цели вроде свободы и братства. При открытой военной агрессии это невозможно.

* * *

Новая эпоха выдвигает новых мировых игроков, которые будут использовать Запад в качестве инструмента достижения своих целей. Одними из них являются южно-азиатские «драконы». Они получили максимум выгод от западной демократии, создавшей выгодный им мировой рынок. На сегодня совокупность многих факторов, начиная от географических и кончая культурными, делает продукцию азиатов вне конкуренции, и динамика роста сохраняется. «Драконам» выгодно навязывание западных прав и свобод, превращающих людей в потребителей. Свое население азиаты оберегают от этого воздействия. Остальной мир они не против воспринимать как потребительскую трубу для прогона своих товаров. Успех подобной тактики зависит от того, насколько удалось человека отрезать от корней. Развивающаяся наука предоставит новые возможности. Для реализации этих идей лучшего проводника, чем Запад, не найти. «Драконы» будут работать в этом направлении, сохраняя свои краеугольные камни — веру, культуру и соответствующую шкалу ценностей. Они вполне усвоили выгоды и опасности, которые дает рыночная экономика, и не собираются повторять ошибок Запада.

В Апокалипсисе говорится, что восстанет древний дракон. Трудно сказать, как к этому следует относиться, но то, что Азия обретет необычную силу через рыночную экономику — факт.

Ситуация, сложившаяся на сегодняшний день в мире, сложнее описанной. Многими подробностями пришлось пожертвовать, чтобы не уйти в детали. Мы не упомянули Индию, Африку и латинскую Америку не потому, что они незначительны, а потому, что их включение в модель не добавляет ничего нового, но осложняет осмысление.

Но не торопитесь делать скоропалительные выводы, чтобы у вас не сложилось превратного мнения. Наши рассуждения касаются сумм цивилизаций, а не индивидов. Мусульманин или буддист как личность нисколько не выше и не ниже православного или иудея. Национальность в нашей теме не имеет значения. Мы не рассматриваем индивидов, мы рассматриваем возможный сценарий, исходя из особенностей крупнейших цивилизационных систем.

Глава 8. Итог

Примерно пять веков назад История предложила или сойти с мировой арены, но зато сохранить свою веру и культуру, или остаться на ней, пожертвовав верой и традицией — то есть продать душу. Все государства планеты поделились на два лагеря. Река Истории разделилась на два потока. Сегодня эти два гигантских потока вновь соединяются в один. Чтобы понять, почему это происходит и к чему приведет, очень коротко напомним логику предыдущих событий:

I

Человеческое общество, движимое самооценкой, вытягивается в пирамиду. На самом верху оказываются самые свободные, над которыми не властен даже инстинкт жизни. Свобода — главный пропуск во власть. Прочие таланты — полезное приложение к пропуску, но не более.

II

Стремление жить, соединенное с честолюбием, порождает стремление к хорошей жизни. Возникает прогресс, достижения которого в первую очередь используются для войны. Содержание армии становится все дороже и дороже.

III

Безопасность попадает в зависимость от экономики. Удельные князья становятся помехой развитию экономики. Возникает необходимость централизации, из которой рождается монархия.

IV

Логика, доставшаяся Западу от Древних, порождает злоупотребления в католической церкви. Как ответ, рождается протестантство, перерастающее в культ денег. Доминирование христианских догматов сменяется приоритетом коммерческой логики. Деловая активность, более ничем не скованная, дает гигантский экономический рост, что выливается в военное преимущество Запада.

V

Переломная точка: чтобы противостоять протестантской экспансии, нужно иметь соответствующую экономику. Развитие экономики тем значительнее, чем меньше ограничений. Самые большие ограничения создает религия. Возникает ситуация, когда безопасность общества требует уничтожения религии. Кто сохранил доминантой религию — тот попал в зависимость.

VI

Крушение религии приводит к крушению монархии. Возникает светский строй — демократия. Религиозные ориентиры заменяются потребительскими. Опасные энергии, ранее сдерживаемые религией, освобождаются и начинают рушить ключевые узлы общества. Мир попадает во власть рыночной стихии. Начинается эпоха неограниченной власти Рынка.

VII

Развитие прогресса приводит к тому, что экономически слабые страны теоретически получают возможность купить готовые технологии самого современного оружия. Нарушается прямая зависимость безопасности от экономики.

VIII

Мир оказывается на пороге новых глобальных изменений.

* * *

В семь шагов мы прошагали тысячи лет. Сейчас мы совершаем восьмой шаг. Разумеется, это предельно общий масштаб, который только можно себе представить, но ведь нам нужно увидеть всего слона, а не только его хвост. Поэтому многими частностями и исключениями мы сочли возможным и даже необходимым пренебречь.

Анализируя сложившуюся на сегодняшний день ситуацию, мы видим, что разрушительные тенденции зародились в тот момент, когда безопасность стала зависеть в первую очередь не от доблести, а от экономики. Сначала самое доблестное общество имело максимальную безопасность. Потом самое богатое общество стало самым безопасным. Как только это произошло, включился механизм саморазрушения. Протестантизм лишь ускорил ход событий. Если бы не было Лютера, возможно, процесс растянулся бы на несколько лишних веков, но кардинально ничего бы не изменилось. Сам факт существования в теле Запада философии античности закономерно вел Европу к чему-то подобному протестантизму. С исчезновением религии исчез противовес плоти. Равновесие нарушилось, и плоть в своем развитии начала уничтожать мораль и нравственность. Потеряв религиозный фундамент, мораль стала казаться уделом слабых и отталкивала сильных. Потенциальные князья не видели себя в компании убогих и шли служить Рынку. Культ плоти породил невиданное за всю историю человечества мировоззрение. Светское общество — единственное общество, официально заявляющее, что оно произошло от животных, и что его граждане — высокоразвитые животные. Все остальные человеческие общества ведут свое происхождение от богов или от Бога.

Глава 9. Открытая игра

Мы прекрасно понимаем, что читать эти строки будут и враги, и друзья, но деваться некуда. У нас нет времени на секреты. Нужно показать как можно большему кругу потенциальных стратегических партнеров нашу правоту, и тогда можно на что-то надеяться. От пространных рассуждений люди устали, и на общие слова, без конкретного описания, что делать и как делать, и почему так, а не иначе, никто не отреагирует. Враги берут тем, что вываливают свои лукавые планы перед массами, манипулируя ими. Почему же нам не раскрыть свои истинные планы? Будем делать то, что должны, а там как Бог даст.

Перед тем, как перейти к рассмотрению вопроса, куда же нам идти, подчеркнем, что в России много проблем, но есть и силы для их решения. И это не преувеличение. Есть кому восстанавливать и армию, и науку, и промышленность и образование и т. д. Люди всех возрастов, и старая гвардия, и совсем молодые, выросшие после «поколения пепси», ждут, когда их позовут. Но их или никто не зовет, или зазывают прохвосты и глупцы. Бывает, честные люди тоже зовут, но, не владея темой, зовут сами не зная куда, и от них отворачиваются. Как только найдется сила, способная ясно указать направление, восстановительные процессы начнутся очень быстро.

Кажется, дело за малым: отдать приказ. Почему бы нашему правительству, в котором есть умные и честные люди, любящие не только деньги, но и Россию, не отдать такой приказ? Потому что «оранжевая революция» на носу. Даже слепому видно, что Россию собираются рвать. Кажется, это должно побуждать к защитным действиям. В теории все верно, но можно поторопиться, если есть с кем торопиться, то есть нужна команда. Однако слепить эту команду «по-скорому» и на коммерческом принципе не получится. Наемные партийцы всегда будут озвучивать одни цели, но стремиться к другим. Снова можно повторить, что «всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12,25).

Чтобы не питать иллюзий относительно правительства, давайте рассмотрим ситуацию, царящую в коридорах власти. При каких условиях возможен приказ и долгосрочное направление? Во-первых, только на осмысление ситуации нужно время. Во-вторых, оно нужно и на определение генерального направления, вытекающего из ситуации. В-третьих, отдавать генеральный приказ целесообразно только тогда, когда есть уверенность, что на его выполнение сможешь дать столько времени, сколько требует решение задачи. Здесь даже ресурсы вторичны. Что толку ставить задачу, на решение которой требуется десяти лет, если невозможно гарантировать наличие этих десять лет. Возвращаясь к нашей ситуации, скажем, что решение некоторых проблем России требует не одного десятилетия. Откуда же им взяться, если власть ограничена четырьмя годами? Первый год правитель осматривается. Второй год осмысливает ситуацию, и, если охватывает ее целиком, понимает, что нужно делать и сколько времени требуется для этого. Затем вспоминает, что власти осталось два года, и ясно видит, что реально за этот срок ничего серьезного сделать невозможно. Третий год временный хозяин пытается как-то управлять государством, что, в общем, выражается в реакции на сиюминутные проблемы, то есть занимается политической и экономической текучкой. Четвертый год все внимание переключается на подготовку к выборам. Если правитель их выигрывает, на пятый год он пытается запустить процессы, реализация которых укладывается в отведенное время. Заниматься более фундаментальными проблемами не имеет смысла, они выходят за временные рамки. Поэтому шестой и седьмой год уходят на приспособление к ситуации. Фундаментальные процессы, на которые нет возможности повлиять, растут, идя своим порочным путем. Выбранный на время правитель окончательно понимает, что ничего изменить нельзя. Если, на беду, этот правитель считает демократию оптимальной моделью, однажды он приходит к мысли, что бардак в стране есть нормальное положение вещей, объективный закон, создающий условия, в которых живут все страны. Так как идти против закона бесполезно, можно расслабиться. Вооружившись таким самооправданием, правитель отворачивается от объективной действительности, становится циничным и готовится к достойному уходу от власти. Как готовится — отдельный разговор. Вариантов много, но все они не имеют ничего общего с заботой о стране. Потом приходит следующий правитель с ограниченным сроком правления… и т.д.

Сказанное объясняет, почему Россия катится в пропасть, но правительство ничего, кроме сиюминутного приспособления, не делает. Не потому, что не хочет, а потому, что это в принципе исключается системой. Большие задачи требуют большого времени. Гарантированные четыре года правления на фоне этих задач выглядят насмешкой над здравым смыслом. Большевики смогли показать фантастический рост потому, что исходили в решении задач не из срока правления, а из генеральной целесообразности. Разрушенный гражданской войной и разрухой нищий СССР догнал и перегнал сытый и благополучный Запад благодаря тому, что находился под постоянной властью команды, объединенной общей идеей. Потому что большевики планировали как хозяева, а не как временщики. Потом это правило подтвердилось еще раз, после Второй Мировой войны. СССР быстро догнал и перегнал сытую, нажившуюся на военных поставках Америку только потому, что план восстановления разрушенного хозяйства определялся целесообразностью, а не подгонялся под срок власти. Возьмем на себя смелость утверждать, что мы решим все фундаментальные задачи, начиная от восстановления промышленности и заканчивая возрождением веры в Бога, только тогда, когда получим не ограниченную никакими сроками власть. До тех пор, пока в стране не будет хозяина, никакие серьезные начинания дальше сочинения проектов и «освоения» выделенных на это бюджетов, не пойдут.

Сегодня Рынок создал такие условия, что команды образовывают не люди, а кресла. Люди не образуют команды. Они выпадают из обоймы, если падают с кресла. На освободившееся кресло садится новый человек, которого в любой момент можно заменить.

Сегодня группировки возникают только вокруг совместных финансовых операций, и они подчинены Рынку так же, как кресла. В современной ситуации кресла стали важнее людей.

Пока нет идеи, не может образоваться сила, достаточная для спасения России.

В максимально крупных штрихах мы «охватили всего слона». Теперь, с высоты предложенного понимания, можно утверждать, что мир катится в пропасть. Паровозом, увлекающим его туда, является система, именуемая либеральной демократией.

Глава 1. Выбор пути

Есть два варианта: а) сидеть и ждать кризиса; б) действовать. Один арабский богач-философ сказал: «Язащищен, меня потоп не тронет, но как мне жить, когда народ мой тонет». Сегодня срочно нужны люди, разделяющие эту мысль.

Если вам более симпатичным кажется действие, надо определить направление движения и характер действий. Первый вопрос: что делать? Второй вопрос: как делать! Нужно ясно понять, чего мы хотим и почему. Чего не хотим, и — опять же — почему. Если ошибемся с направлением, все последующие шаги тоже будут ошибочны. Далее определимся со стратегией действия. Если ошибемся, все усилия окажутся напрасными. Как именно мы хотим добиться поставленных целей, какими конкретно способами? Прежде чем говорить о практике, сначала определимся с теорией.

Начнем с первого — с направления. Какая государственная конструкция является оптимальной для человеческого общества? Попробуем абстрагироваться, насколько это возможно, от эмоций. Представим себя инопланетянами, которые получили данные о земных процессах, и теперь от них требуется дать заключение, как землянам наиболее правильно устроить свое государство.

Суть любой государственной конструкции сводится к принципу возникновения власти (идеи государства). На каких основаниях обществом правит та или иная власть? Кто ее на это уполномочил? Иначе говоря, откуда берется власть? Возможных источников власти три:

<!--[if !supportLists]-->1. <!--[endif]-->Выборы.

<!--[if !supportLists]-->2. Сила.

<!--[if !supportLists]-->3. Метафизика (религия).

В рамках каждого направления множество подвидов, но генеральное направление неизменно: власть или выбирают, или захватывают силой, или считается, что ее дал Бог. Чтобы определить оптимальную модель, рассмотрим все варианты. Так как демократию мы уже изучили и нашли неприемлемой, остается рассмотреть силовой и метафизический источники власти.

Глава 2. Власть, основанная на силе

Если правительство заявит, что оно правит страной только потому, что имеет силу, это будет означать власть насильника над жертвой, власть террориста над заложниками, о чем говорилось выше. При первой же возможности такая власть будет свергнута. Это самая хрупкая конструкция. Талейран, наполеоновский министр, однажды сказал, что штык всем хорош, но сидеть на нем нельзя. Мировая история подтверждает справедливость этого высказывания. Диктаторы и тираны во все времена и всеми силами искали иное основание своей власти. Одни объявляли себя ставленниками (или наместниками) Бога. Другие заявляли, что их выбрал народ.

Рассмотрим лучший вариант диктатуры. Итак, представим, у власти стоит умный и честный диктатор, обладающий набором волевых и организаторских качеств. Предположим, он использует свои таланты на благо народа. Под его властью нет никаких выборов, система избавлена от временщиков и кажется, государство должно быть прочным, а народ благоденствовать. Но это только кажется. Все будет хорошо до тех пор, пока у тирана все получается. Как только начнется невезенье — начнутся ошибки. Если возникнет ситуация, которая потребует затянуть пояс, народ, не умея понять причины проблем, возропщет. Тиран, чтобы удержать страну от развала, будет вынужден применять непопулярные меры — грубую силу штыка, на котором, как было сказано выше, сидеть нельзя. Из благородного отца отечества он в глазах народа превратится в деспота. Потеря авторитета будет компенсироваться полицией и армией. В итоге получится искусственная конструкция, удерживаемая штыками. Общество станет чем-то вроде зайцев, которых силой заставили сидеть на дереве. Ослабнет сила, и зайцы разбегутся.

Но это еще полбеды. Что мешает постоянно удерживать конструкцию силой? Как говорится, была бы сила. Но, как показывает практика, полицейскую силу невозможно постоянно наращивать, в то время как внутренние противоречия при диктатуре неизбежны и нарастают постоянно, до бесконечности. Корень этих противоречий в том, что диктатор, чтобы избежать захвата власти капиталом, обязан прививать народу понятия патриотизма, чести и долга. Если не окажется такого идейного стимула (а свято место пусто не бывает), стимулом будут материальные блага. В какой-то момент деньги станут единственной основой государства, и власть перейдет к капиталу. Поэтому, чтобы не потерять власть, тиран обязан прививать патриотические настроения. Парадокс в том, что чем больше прививается народу идея совести и долга, тем меньше он способен терпеть осознанную несправедливость. А так как при силовом основании власти несправедливости не избежать, честные граждане, подстрекаемые внешними врагами, вступают в борьбу с тиранией. Получается, чем больше тоталитарная система создает людей чести, тем ближе она к гибели. В СССР это выразилось в диссидентах. В определенный момент протестные энергии, которые всегда подкачивают враги, начинают превышать силу государства, и в час «X» буквально разрывают его на части. В итоге лозунги в духе «вся власть народу» рушат диктатуру, а на ее обломках расцветает демагогическая риторика о «свободе» и «равенстве».

Допустим совершенно нереальную ситуацию — тирану всегда везет, у него все получается, сложных ситуаций не возникает. Но такая ситуация тоже обречена. Есть одно непреодолимое обстоятельство — тиран когда-нибудь умрет. Замещение вакантной должности будет происходить через борьбу за власть, в которой примут участие придворные и оппозиционные группировки. Победит группировка самых бессовестных и беспринципных. Честные и совестливые всегда проигрывают в борьбе такого рода. С этого момента власть перейдет от диктатора-человека к диктатору-партии.

Что есть политическая партия? Во-первых, это болезненное лекарство, которое после выздоровления государственного организма более ему не нужно. Это значит, политическая партия после решения своих целей должна уничтожаться. Во-вторых, партия, это хищник, который, когда ему некого есть, ест сам себя. Если его не уничтожить, он превращается в язву на теле государства. Поэтому любое общество под властью партии обречено. Причем идейное наполнение партии не имеет никакого значения. Будь это фашисты, демократы, коммунисты или еще кто-то, все произойдет в два одинаковых этапа.

Первый — борьба за власть, время суровых испытаний. Под партийные знамена стягиваются только воины духа, готовые на страдания и смерть ради идеи. Про таких у Некрасова сказано: «Ему судьба готовила путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь». Эти условия выполняют роль очистительного огня, выжигая «соломенных» людей, «стальных» же сплавляя в монолит. Страдания выводят из партийного организма шлаки — ищущих выгоды или просто случайных людей. Никакая сила, кроме организации из таких же «стальных» людей, не может противиться партии первого этапа. Государство со всем своим карательным аппаратом по сравнению с этими людьми — ничто. Оно может убить некоторых членов такой организации, но никогда не сможет их победить. Непобедимость — их внутреннее и потому неустранимое качество. Чиновники не могут противостоять воинам.

Второй этап — получение партией власти. Возникают принципиально новые условия. Теперь партия несет своим членам не страдания, а привилегии, чем привлекает обывателей, ищущих личных благ. На разные условия стягивается разный тип людей. Это объективный закон. В партию-победительницу, как мухи на мед, начинают слетаться карьеристы и приспособленцы. Идея, за которую вчера умирали, при активном участии новых «партийцев» выхолащивается, обрастает канцеляризмами и умирает.

Партия, пока еще живы старые борцы, сохраняет первичное лицо, но из-за нарастающего потока карьеристов, устраивающих внутрипартийную драку за посты, быстро хиреет. Все начинает решать не бескорыстная преданность делу партии, а владение приемами бюрократической борьбы. Побеждает тот, кто умеет подставить товарища и лучше прогнуться перед начальником. Люди чести в такой борьбе всегда оказываются побежденными. Верх наполняется негодяями. Укрепляя себя, они притягивают таких же негодяев. Если в борющейся партии уплотнения (группировки) возникали только вокруг идейных моментов, то в победившей партии группировки возникают по меркантильным поводам. Как раньше группы выдавливали одиночек, проникших в ряды партии с меркантильными целями, так теперь идет тот же процесс, но с обратным знаком — выдавливаются идейные одиночки. Между рядовыми членами партии и партбоссами встает стена непонимания. Рядовые партийцы, видя предательство идеи, или сами пускаются во все тяжкие, или безрезультатно ищут правды, или идут на компромиссы, приспосабливаясь к новым условиям, или покидают партийные ряды. Никакая идейная борьба в новых условиях больше невозможна. Революционно-идеологическую элиту сменяет административно-хозяйственный актив. На смену Марксу, Ленину и Сталину приходят хрущевы, брежневы и черненки. В лучшем случае места вождей занимают честные завхозы. В худшем — воры. Но в конечном итоге по-литкомиссаров всегда сменяют политкоммерсанты. В теле партии возникает злокачественная опухоль, растущая вокруг тщеславия (тщетной славы) и стремления к выгоде. Новые «партийцы» никогда не верят в то, что говорят. Для них это просто выгодная работа. Двойная мораль разрушает ключевые и фундаментальные узлы государства.

В книге «Сломанный меч империи» Калашников пишет: «Нет, мы не проиграли американцам. Нам всадили кинжал в спину свои же партийные бонзы. Для победы в полувековой холодной войне не хватило одной лишь „малости" — суровой, закаленной элиты. Нас убили номенклатурно-комсомоль-ские черви». К сожалению, автор не понимает, что появление «червей» есть следствие системы. Партия-победительница их генерирует, а аппаратно-чиновничья борьба селекционирует. При новых условиях во власть проходят только самые «ядреные» черви.

Понятно, что под такой властью никакое общество жить не сможет. И ничего здесь не сделаешь. Поэтому диктатура, вне зависимости от того, кто ее осуществляет, — партия или человек, — самая порочная конструкция. Партийная бюрократия всегда есть власть беспринципных людей. Власть любой партии — самая обычная диктатура, ибо, раз власть всякой партии основана на силе, значит, всякая правящая партия есть диктатор. Чтобы скрыть это обстоятельство, власть говорит, что властвует она только потому, что ее выбрал народ, то есть прячется за демократией. Но шила в мешке не утаишь. Народ знает, что он ничего не выбирал. В итоге возникает двойная мораль со всеми вытекающими последствиями.

Наиболее близок и понятен нам пример с диктатурой КПСС. Согласно коммунистической теории, власть должна не назначаться, а выбираться народом. В первые годы советской власти это привело к тому, что выбираться во власть стали местные богатеи, располагавшие средствами для рекламной кампанию. Получилось точно как в пословице: за что боролись, на то и напоролись. Хотели народных выборов власти? Получайте! Что делать? Как оправдать власть? Коммунисты нашли выход в рекомендации, то есть партия не назначала руководителей, а рекомендовала. Но эта уловка не отвечала на фундаментальный вопрос: на каком основании, товарищи, правите? Откуда ваша власть, раз Бога нет и выборов нет? Чтобы не выглядеть диктаторами, пришлось возвращаться к выборам, правда, на этот раз фиктивным, то есть прятаться за вывеску демократии. Начались потешные выборы, где 99,9 % голосовали за КПСС. Всем, и в первую очередь коммунистам, было очевидно, что это профанация, но где выход? Признаться в диктатуре — самоубийство. Сказать, что их власть от Бога — курам на смех. В итоге говорили одно, делали другое. В Евангелии сказано, что «царство, расколовшееся само в себе, не устоит, и человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих» (Иак. 1,8). Американцы лишь помогли «углубить и расширить». Система рухнула из-за своего неустранимого внутреннего порока — отсутствия фундамента. Работы Ленина и прочих теоретиков не могли служить фундаментом. Власть КПСС продержалась бы дольше, если бы партия сказала правду: что выборы — это не выборы в прямом смысле, а ритуал, демонстрирующий единство партии и народа (примерно по этому пути идет правительство Китая). Возможно, такое признание и устраняло бы повод для рождения двойной морали, но не решало бы главного. Вопрос, на чем основана ваша власть, по-прежнему висел бы в воздухе. У КПСС было два выхода: или признать себя диктатором и дожидаться возникновения достаточной протестной силы внутри общества, или продолжать устраивать потешные выборы с целью оправдать свое право на власть. Последнее оказалось самоубийством и создало условия, позволившие врагам выиграть холодную войну.

Сказанного достаточно, чтобы сделать вывод, что власть, основанная на силе, вне зависимости от того, кем она представлена, диктатором или партией, есть порочная конструкция, обреченная погибнуть в силу внутренних противоречий. На смену диктатуре всегда приходят «сладкоголосые змеи» и устанавливают диктатуру капитала — демократию.

* * *

Помимо сказанного, хотелось бы обратить внимание, что никакую идеологию, предлагающую устроить мир без Бога, нельзя реализовать в принципе. И вот почему. Реализовать цельное учение можно только при условии, что есть человек, а идеально, группа людей, понимающих это учение полностью. Не частями и кусками, не по вершкам и в общих чертах, а полностью. Это как полководец, охватывающий масштабом мышления все поле сражения. Или архитектор, видящий все здание еще до его постройки. Если человек не вмещает объема целиком, он не может быть ни полководцем, ни архитектором. Ни тем более строителем государственной модели.

К строителю нового общества еще более жесткие требования. Помимо масштабного мышления ему нужна железная воля и крупный организаторский талант. Набор всех этих редких талантов должен совместиться в одном лице (или сразу в нескольких).

Допустим, хотя бы один такой человек появился. Допустим, теория его идеальна. Допустим, он честен, беззаветно предан своему делу, масштабное мышление позволяет ему отличать первичное от вторичного. Никакая сиюминутная выгода не соблазнит его и не собьет с курса. Железной рукой он проводит нужную политику, игнорируя текущие неудобства и сиюминутные соблазны. Даже страдания народа не остановят его, ведь что он знает, что они временные и помнит слова Суворова, сказавшего: «Стремящемуся к великому надлежит и потерпеть». Он сам терпит, вся команда терпит, и весь народ терпит. Симулянтов, паникеров и пораженцев он сметает с пути.

Время реализации задачи пропорционально масштабу задачи. Чтобы перестроить мир, требуется очень много времени. Одной человеческой жизни на это не хватит. Отец-основатель изначально понимает, что конечных результатов он не увидит. Нужно растить преемника, который продолжит начатое дело. Для продолжения такой миссии преемник должен иметь ровно столько же талантов, сколько основатель. И ни талантом меньше. (Обращаем внимание, что таланты создать нельзя).

Если повезет, такой человек найдется. Но постоянно везти не может. Как только везение заканчивается, на роль руководителя приходит человек более низкого уровня. Допустим, это будет абсолютно честный человек, видящий свою задачу в народном счастье. Понимание честности он будет формировать из своего понимания ситуации. Так как он не мыслит в масштабе всего мира, но народу хорошо сделать хочет, он будет делать хорошо так, как он это понимает. Железной волей он будет способствовать продавливанию правильных, с его точки зрения, решений. Отсутствие масштабного мышления означает, что честно действуя по ситуации, он будет ее разрушать. Там, где масштабный человек приказал бы затянуть пояса, немасштабный, не понимая дальней угрозы, не видя, что он подкладывает своей добротой бомбу замедленного действия под всю конструкцию, сделает так, как на данный момент лучше. Во что это выразится в будущем, он не видит, потому что имеет ситуативное, а не стратегическое мышление.

Выходит, что всякая конструкция, построенная на философском учении, даже если оно абсолютно верно, может существовать только при наличии постоянного руководителя, наделенного гигантскими талантами. Он должен мыслить не в категориях ведения хозяйства на пять лет, хотя и таких немного, а в категориях веков и континентов. Любая атеистическая идеология, требующая от руководителя абсолютного понимания, обречена. Она могла бы жить, если допустить, что у власти находится человек уровня Ленина (даже Сталин мелковат), который живет вечно. Но здесь мы заходим в область мифов. Люди живут слишком мало для таких задач.

Возникает правомерный вопрос: где же выход? Я вижу его только в системе, условия которой требуют не понимания, а веры. Руководитель должен верить, что указанные в учении узлы являются ключевыми. Должен верить, что их нужно сохранять при любом раскладе событий. Пусть хоть все рушится, узлы, обозначенные ключевыми, нужно сохранять.

Система, построенная на принципе веры, бесконечно прочнее системы, построенной на знании. Она расширяет круг людей, охраняющих и контролирующих ключевые узлы. Народ, верящий в необходимость выполнять ключевые требования, образует систему самосохранения, контролирующую саму себя. Он поддерживает фундамент общества, даже не имея от этого сиюминутной выгоды, более того — даже имея от этого личный вред. В обществе прорисовывается система ценностей, которую никто не может объяснить, но в которую все верят. Если допустить толкования на эту тему, заменить веру знанием, структура начнет пожирать сама себя. Чтобы избежать этого, нужен первоисточник, лежащий за границами человеческой логики. Только это может защитить его от логических атак.

Глава 3. Власть от Бога

Рассмотрим следующую форму государства — монархию. При рассмотрении будем учитывать, что наше сознание фундаментально искалечено образованием, основы которого заложены или Лениным-Сталиным, или Рынком. Поэтому большинство насколько безапелляционно, настолько и бездоказательно протестует против империи. Наши знания однозначно говорят, что это дикость, архаизм, мракобесие и «средние века». Потому что так в школе учили. Больше мы ничего не знаем и верить ничему не хотим.

В такой ситуации одной логикой не обойтись. Большинство людей не смогут в одночасье расстаться с привычными штампами, особенно если сознание утратило эластичность и закостенело. Оно не желает вот так запросто расставаться с мифами, вбитыми в наши головы.

Марксистские мифы призваны доказать научную обоснованность атеизма и вытекающего из него коммунизма. Демократические мифы призваны заставить нас поверить в благость Рынка. Наша задача — логикой и фактами разбить эти штампы. Чтобы лучше понять монархию, выбросим из головы все, что мы узнали о ней от демократов и коммунистов, их заботило не отражение, а искажение истины. Партии, основанные на учениях западных мыслителей, ругая монархию, преследовали свои цели. Да иного и быть не могло. Им было бы глупо говорить о монархии правду и при этом устанавливать немонархический строй.

Как мы уже убедились, власть, не ограниченная сроком и основанная на силе, содержит внутренний порок, разрушающий ее за относительно короткое время. Другой моделью власти, не ограниченной временем, является монархия — система, в основе которой лежит религия.

Давайте посмотрим на монархию как на чистый принцип, без обычных стереотипов. Прежде всего, попробуем расстаться с негативными ассоциациями, связанными со словом «монархия». К сожалению, большинство людей не способны рассмотреть это объективно, потому что не могут освободить сознание от привитых установок. Как уже говорилось, масса не может свободно мыслить. Она зависит от образов, рождаемых словами. Это как у собаки Павлова: горит лампочка, возникает образ, идет реакция. Запрограммированное сознание ставит слово «монархия» в один ассоциативный ряд со словами «соха», «прошлое», «угнетение». Слово «демократия», напротив, расшифровывается как «свобода», «равенство» и «прогресс». Отрицательное отношение к сохе перекидывается на монархию, положительное отношение к свободе связывается с демократией. В итоге, выступать против демократии означает прослыть в глазах современной массы душителем свободы. Сегодня ратовать за монархию равносильно ходатайству о возврате в каменный век. Никому нет дела, что реальное положение никак не связано со штампами. Монархия — это принцип управления, который и по сей день используется в каждой структуре, начиная от вашего тела и заканчивая любым ларьком, заводом или армией. Государственное устройство монархического типа — это не возврат в XV век, как принято сейчас думать, и монарх — вовсе не царь Горох. Монархия — это не преданье старины глубокой, а принцип единовластия. Он никуда не исчезал, этот принцип. Он есть во всякой здоровой структуре. Вы можете представить себе семью, устроенную по демократическому принципу, где глава меняется каждые четыре недели? Или завод, где каждые четыре месяца меняют руководителя? Абсурдно. Но менять каждые четыре года власть в гигантском государстве еще абсурднее. Регулярная смена власти разрушает все — и государство, и семью, и завод. Если наше тело начнет жить не по монархическому принципу, где царь всему — голова, а по демократическому, где каждый член сам себе режиссер, наступит паралич. Если каждый член вашего тела получит право биться за власть, победить может не обязательно голова. Такие выборы могут выиграть, например, седалищные мышцы…

Заинтересованность в воспитании

Монархия кровно заинтересована в развитии лучших человеческих качеств. Начнем с того, что любая система, чтобы существовать, должна формировать у своих граждан определенный тип сознания. Разные политические системы прививают людям разные качества. Воспитание есть процесс изготовления нужных деталей по государственному заказу. При коммунистах из детей делают пионеров, при нацистах — гитлерюгенд, при демократах — бизнесбоев, при монархии — верующих. В людях личность формируется не стихийно, а в результате целенаправленной работы государственного механизма, задача которого направить человеческую энергию на строительство государственной конструкции. Если государственная машина допускает брак, то есть людей, мировоззрение которых не соответствует госзаказу, — страна разрушается. Чем больше брака, тем быстрее идет разрушение. Например, демократия, хочет она того или нет, вынуждена воспитывать беспринципных потребителей, «не дающих себе засохнуть». Если она не будет этого делать, экономика загнется, и государственная конструкция рухнет. Монархия, хочет она того или нет, кровно заинтересована в привитии человеку человеческих качеств. Ведь кто такой монарх? Это представитель Бога на земле. Представитель Бога. Если монархия не будет культивировать религию, процесс воспитания возьмет в свои руки Рынок. Люди забудут Бога, и возникнет атеистическое общество, отрицающее главное основание власти монарха — Божию волю. Монарх, не признаваемый своим народом представителем Бога, превращается в тирана. Монархия зависит от веры людей в Бога, и потому видит своей стратегической задачей воспитание народа в духе религии. А что такое религия? Это выполнение заповедей Бога. Выполнение обрядов вторично, главное — соблюдение заповедей. Что такое заповеди Бога? Это «не убий», «не укради», «чти отца и мать», и т.д. На светском языке это называется честь и совесть. «Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет ? Может ли эта вера спасти его ? Если брат и сестра наги, и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь скажет им: „идите с миром, грейтесь и питайтесь", но не даст им потребного для тела, что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе. Но скажет кто-нибудь: „ты имеешь веру, а я имею дела ": покажи мне веру твою без дел твоих, а я покажу тебе веру мою из дел моих» (Иак. 2,14-20).

Получается, монархия зависит от привития своим подданным чести и совести, а демократия зависит от разрушения этих качеств и замены их потребительским мировоззрением в духе «бери от жизни все». Только при монархии люди получают религию, единый для всех ориентир, единые правила поведения, единое понятие о том, что такое хорошо и что такое плохо. Каждый начинает руководствоваться не своим мнением, а мнением Бога, зафиксированным в Библии, Торе, Коране и т.д. Религия четко фиксирует понятие морали и нравственности. Если члены общества начнут сочинять собственные понятия морали и нравственности, жизнь умрет.

Монархия дает народу самые ясные и непротиворечивые контуры греха и добродетели, потому что оперирует метафизикой, чего лишены все светские системы — и в этом их главный недостаток. Черное и белое при монархии определяется не с точки зрения выгоды, удовольствия или личных симпатий, а с точки зрения абсолютного мерила — религии. Монархия подобна кораблю, капитан и команда которого имеют цель. Экономика при монархии воспринимается как обоз при боевых частях. При любой другой системе обоз доминирует над идеологией, и вся идеология сводится к приросту обоза. Монархия ориентирует человека на сердце; демократия — на желудок. Мы не говорим, что желудок не нужен, но утверждаем, что его значение второстепенно. Чувство голода не дает права любой ценой искать пропитание. Лучше остаться голодным, чем отнимать еду у ребенка.

Авторитет как основа власти

Максимальный авторитет порождает максимально прочную конструкцию. Правитель государства, армии или семьи может рассчитывать на послушание народа, солдат или домочадцев, потому что имеет авторитет. Это позволяет ему идти на непопулярные меры, когда того требует ситуация, не боясь бунта. Он не зависит от уровня понимания подданных, ему нет нужды прибегать к популизму. Народ воспринимает власть, пользующуюся авторитетом, как дети воспринимают власть отца. Они изначально доверяют ему. Если авторитета нет, власть, принимая решения, вынуждена ориентироваться не на их эффективность, а на их понятность народу. Это ведет к популизму, к принятию внешне красивых, но по сути губительных решений. Неавторитетная власть не может принять решений, непонятных народу. Чем чаще она будет принимать такие решения, тем выше вероятность, что оппоненты на ближайших выборах воспользуются этим. Власть уподобляется генералам, действующим в рамках солдатского понимания. Такая система краткое время существовала во время гражданской войны, когда приказы командира обсуждал солдатский комитет, решая, исполнять их или нет. Армия моментально опустилась на уровень партизанского отряда, потому что решения выше солдатского понимания были исключены.

Из всех возможных авторитетов высшим является статус наместника Бога. Признавая царя наместником Бога, народ видит в нем мистическую фигуру. Это уже как бы не совсем человек. Это оракул, через которого Бог передает свою волю. Вступать в конфликт с монархом — значит, вступать в конфликт с Тем, Кто дал ему власть. Сама мысль об этом кощунственна, и потому царские неудачи народ воспринимал как кару Божию, тогда как ошибки любого другого правителя относил к его глупости и неумению управлять страной. Разное отношение рождает разные оценки и вытекающие из них действия. Но здесь не все так однозначно. Если у народа закрадывалось сомнение в истинности монарха, возможен был бунт, бессмысленный и беспощадный. Примеров из истории сколько угодно. Например, сын Годунова, Федор, венчанный на царство по всем канонам веры. Далее Лжедмитрий I или польский королевич Владислав, которым народ тоже присягал на верность. Но всех этих царей он сверг, как только усомнился в их легитимности, в том, что власть принадлежит им от Бога. А если власть не от Бога, то это и не власть — это диктатура.

К сожалению, сегодня бытует мнение, что всякая власть от Бога. Выходит, власть насильника над жертвой тоже от Бога, и власть фашистов была тоже от Бога, как и власть татар, поляков и прочих захватчиков. Но как же тогда наши отцы и деды восставали против «власти от Бога»? Разве можно быть причисленным к лику святых за то, что восстал против власти, данной от Бога? Конечно, нет. Поэтому выражение, «всякая власть от Бога» следует понимать, что нет власти, кроме как от Бога, то есть то, что не от Бога, то не власть, а самоуправство и насилие.

Таким образом, монархия возможна лишь при условии, когда все население признает в монархе высший авторитет, то есть не сомневается, что власть имеет божественное происхождение. Если завтра президента сделать монархом, над ним будут смеяться, сочинять про него анекдоты и показывать на него пальцем. Единственную основу, делающую авторитет правителя максимально независимым от внешних обстоятельств, дает религия. Таланты могут приятно дополнять образ правителя, но не могут заменить мистическое основание власти. Народ никогда не поддержит самозванца, рвущегося к власти, будь он хоть трижды талантлив, потому что у него нет мистического основания. Достойных много, но царь один. Из всех возможных вариантов только такое положение максимально ограждает страну от бесконечных разборок в деле выяснения, кто способнее и достойнее. Для народа, считающего своего правителя наместником Бога, вопрос об авторитете не стоит. На этом принципе основаны ключевые узлы человеческой жизни. Никто не будет менять отца только потому, что нашелся другой, более талантливый. На этом основана власть патриарха в Церкви. Никому не придет в голову менять менее талантливого патриарха на более талантливого. Талант не может выступать залогом сплоченности. Для этой роли годится только авторитет. Самый высший авторитет — сакральный, что подтверждает опыт церкви, максимально защищенной от проходимцев системой. Все это в совокупности уже 2000 лет позволяет характеризовать институт Церкви как самую устойчивую конструкцию. Но скопировать эту систему на светский манер невозможно. Из-за того, что мирская среда слабее духовной, подвохов и грязи не избежать. В мутной воде у власти снова окажутся деньги.

Глава 4. Механизм формирования власти

Пожалуй, из всех возможных вариантов монархии ничего лучше, чем наследственная передача власти, придумать нельзя. Это единственная форма непрерывной и последовательной власти, потому что отец воспитывает сына в рамках проводимой им политики. Сын продолжает дело отца, то есть возникает власть, чем-то похожая на партию, с той лишь только разницей, что руководствуется она Священными текстами, а не самодельными уставом и конституцией.

Начало всякой монархии лежит в религиозном сознании народа. Когда народ дорастает до понимания монархической системы, возникает вопрос, кто будет основателем династии. Для ответа на этот вопрос проводится подлинно народный акт — Собор. Основоположника будущей династии соборно выбирают лучшие представители со всей России. Так в 1613 году выбрали 16-летнего Михаила Романова, первого царя династии Романовых.

Монархические выборы были не циничным шоу, а сакральным действом, с постом и молитвами, где люди как перед Богом стояли. Это была метафизика, то есть действо, лежащее за границами физического мира, в котором участвовали народ и Церковь. Победитель определялся не большинством, а 100 % согласием. Лучшие представители со всех концов России совещаются, ругаются, молятся и постятся до тех пор, пока не найдут фигуру, устраивающую всех абсолютно. После выборов царю присягают не на конституции, непонятно кем сочиненной и мало кому понятной, а на Библии, принципы которой понятны всем. (Представители других конфессий присягают в соответствии со своими религиями). Выборы заканчиваются мистическим актом — венчанием на Царство. Возникают условия, соединяющие небо и землю. Народ и власть заключают договор с Богом. Верховная власть получает основание, которое существует до тех пор, пока народ сохраняет веру в Бога. Никакая сила и никакие философии не могут поколебать эту конструкцию, пока в народе сохраняется вера. Верующий царь венчается на Царство точно так же, как верующий муж венчается с женой. Народ и царь, как муж и жена, берут на себя обязательства в первую очередь не перед людьми, а перед Богом. Свобода их действий ограничена не силой или юридическим законом, а заповедями Бога. Над обществом царит принцип, возвышающийся над сиюминутными обстоятельствами. Не капитал и не личные страсти задают обществу направление, а Божественный принцип, равно понятный сильному и слабому, умному и глупому, богатому и бедному. При подлинной монархии страной правит не монарх (в смысле конкретный человек), а принцип, который, в свою очередь, основан не на мнении человека или группы людей, а на слове Бога.

Монарх есть знамя нации. Религия есть совесть и ориентир нации. Царь-батюшка понимался как представитель Бога и воли народа. Все знали, что православный царь не лукавит, потому как ответ ему держать перед Богом, а не перед виртуальным электоратом, который пробуждают на время выборов, а потом держат в состоянии социальной спячки. Царя с детства воспитывали в духе высочайшей нравственности, долга и служения народу.

Глава 5. Принцип независимости власти

Монарху нет нужды мараться в грязи бюрократических игр и брать на себя обязательства перед теми, кто помог ему прийти к власти. Всякая иная власть, кроме монархической, обязана фактом своего возникновения определенной силе. За этой силой стоят конкретные люди. Крестьяне это или банкиры, не имеет значения. Главное, что перед этой силой у правителя возникают обязательства. Как он будет гасить эти обязательства — второй вопрос, главное, что власть от рождения отягощена частными обязательствами, не имеющими к государственным интересам никакого отношения. Особенно ярко это видно на примере демократического строя, когда претенденты на власть даже не скрывают того факта, что являются представителями определенных сил. Не всей России, а именно некой ее части. Это принимает гротескные формы, появляются партии телезрителей, садоводов, автолюбителей, военных, предпринимателей и т. д. и т. п. Это даже не смешно, это ужасно.

Чтобы до конца быть честными, нужно признать, что начало династии тоже происходит благодаря поддержке той или иной силы. В одном случае это гвардия, в другом — бояре, в третьем — промышленный и прочий финансовый люд. Но по мере своего дальнейшего существования эти обязательства исчезают. Уже во втором поколении возникает максимально свободная, на сколько это вообще возможно, верховная власть. Наследник никому не обязан своей властью, кроме как факту своего рождения, то есть Богу. Любая иная власть, в силу того, что постоянно должна выбираться или завоевываться, рождается и умирает в зависимости. Это ее неотъемлемый порок, который не устраняется даже теоретически, если не заходить в абсолютную утопию.

Нашей гигантской стране нужен не временщик, а хозяин, не диктатор, а отец. Нужен человек, которому нет нужды воровать и жульничать, чтобы рассчитаться с теми, кто помог ему прийти к власти; нет нужды подстраиваться под уровень народного понимания.

Во все времена простой народ чувствовал преимущества монархии перед другими формами правления. Аристократы, даже выродившиеся, хотя бы внешне сохраняли лицо, тогда как поведение большинства «всенародно выбранных», сведенное к торговле административным ресурсом, заслуживает презрения. Если прежняя элита была основана на доблести, демократическая основана на деньгах и подлости. Нельзя представить элиту прошлого на презентации чайника, зато можно увидеть воочию на таком мероприятии элиту настоящего. Пухлые туши на тоненьких ножках с округлыми лицами, бегающими глазками, двойными подбородками и потными ручками, к которым все прилипает, ничего, кроме отвращения, не вызывают. Изображая из себя аристократов, одновременно набивая карманы за счет ограбления обманутого народа, неся ахинею в государственном масштабе, эти опухшие от пресыщения типы награждают друг друга «за заслуги перед отечеством». Мерзко…

Монархия есть единственная система, предоставляющая возможность вывести высшую власть за границу борьбы за власть. До тех пор, пока будет возможность получить власть в результате борьбы, наверх будут проникать самые опасные хищники, для которых власть не более чем инструмент для решения своих проблем. Если высшую власть теоретически может завоевать любой богатый шоумен, это уже не бремя, а... «приз в студию»! Власть, которую можно получить как приз, неизбежно привлекает самых талантливых хищников, видящих в ней лицензию на вседозволенность.

Подлинная забота о благе общества возможна только в условиях, когда высшая власть недостижима и потому независима. Власть отца только тогда становится бременем, когда домочадцы не претендуют на нее. Если члены семьи оспаривают власть отца, ничего, кроме глупости и самодурства в такой семье не будет. Когда высшая власть выведена из сферы борьбы, это дает ей возможность всегда стоять над схваткой, действуя не по закону, но по закону. Ведь на самом деле нет на свете правительства, которое действует по закону. Все нарушают закон, что приводит к двойной морали. И только при монархии такое нарушение невозможно, потому что воля отца, если она остается в рамках религии, имеет статус закона. Считать, что можно придумать идеальные законы, которые учтут все нюансы — утопия. В самом идеальном варианте идеальные законы, которых, кстати, не было за всю историю человечества, смогут действовать на данном временном отрезке. Пройдет время, общество поменяется, и идеальные законы перестанут быть идеальными. Понадобится сила для создания новых законов, соответствующих новому состоянию общества. Собрать такую силу и использовать ее на благо общества способна только монархия. При любой другой системе, и особенно при демократии, капитал собирает лучшие силы, но не для блага общества, а для его пожирания.

Глава 6. Человеческая власть

Монарх есть капитан, отслеживающий курс государственного корабля. К этому он подготавливался с младенчества, в условиях максимальной нравственной чистоты.

Ратуя за монархию, мы ратуем за принцип, который надо приспособить к современным условиям. Это призыв, обращенный в ХХII век, в будущее, а не в прошлое. В будущее, построенное не на демократическом, националистическом или коммунистическом принципе, а на монархическом. Монархия — это не шаг назад, а два шага вперед. Наш святой, Иоанн Кронштадтский, говорил: «Демократия в аду, на небе — Царство». Монархия — это структура, использующая религию для фундаментального, а логику — для сиюминутного.

Народ всегда осознавал ситуацию лучше ученых. Поэтому он до последнего держался за царя. Инстинкт и житейский опыт ему подсказывали, что пока есть лицо, не заинтересованное его грабить, пока есть Отец, человек, к которому можно обратиться по-человечески и который будет смотреть на вещи с позиции ответственности перед Богом, а не с позиции приближающихся выборов, у народа будет защитник и представитель его интересов. Не будет царя — не будет защитника. Все лучшее утонет в парламентской демагогии, за которой стоят корыстные интересы. Все затуманится, измельчает, размажется и в итоге переориентируется на прибыль. Представьте, что ваша семья имеет главным ориентиром не человеческие ценности, а прибыль. Можно догадаться, как вы будете использовать жену. Ну и что из того, что это проституция. Зато как выгодно!

Из всех соображений — логических, прагматических, душевных — вытекает, что до тех пор, пока Земля Русская будет бесхозная и ничейная, без Хозяина, пока она находится во власти временщиков, никакого порядка на ней нет и быть не может. Поэтому не надо искать черную кошку в темной комнате. Не надо искать мифических врагов. Все эти враги существуют как следствие бесхозности, как воры и воришки на бесхозном предприятии. Стоит появиться хозяину, как все эти типы исчезают. Потому что они не причина, а следствие. С устранением причины устраняется и следствие.

Л. Тихомиров, великий русский мыслитель и ученый, увлеченный в свое время либеральными идеями, прошел все описанные этапы: был и марксистом, и анархистом, и демократом. Но, как умный и честный человек, он не мог игнорировать неприглядность, открывшуюся за парадным фасадом. Он перебрал все, и ничего лучше монархии не обнаружил. Второй раз он стал монархистом уже окончательно, осознанно. Он говорит о монархии: «К выражению нравственного идеала способнее всего отдельная человеческая личность, как существо нравственно разумное, и эта личность должна быть поставлена в полную независимость от всяких внешних влияний, способных нарушить равновесие служения с чисто идеальной точки зрения». Как красоту цветка лучше всего передает один цветок, так высшие человеческие качества лучше всего демонстрирует один человек. Толпа всегда демонстрирует обратное. Никакая дума или учредительное собрание не могут выразить нравственный идеал лучше, чем один человек. Прошло более ста лет, и мы видим, что Тихомиров был прав. Лицемерный спектакль, разыгрывающийся во всех демократических думах и иже с ними — лучшее тому подтверждение.

Если посмотреть на монархию еще шире, мы придем к неожиданному выводу. Монархия и есть по-настоящему выборная власть. Люди выбирают то, что им понятно, не личность, о которой ничего не знают, а систему, качества которой могут оценить, исходя из житейского опыта. Выбирают они такую систему не на четыре года, а на века. Людям задают простой вопрос: что лучше, постоянная власть или постоянно меняющаяся? И они отвечают на него, руководствуясь не чьей-то PR-программой, а собственным пониманием, проверенным и подтвержденным практикой. Кто сомневается, что постоянная власть лучше временной, тот пусть проверит это на собственном хозяйстве и перестанет сомневаться. Только вряд ли кто рискнет применить в отношении своего хозяйства принципы, противоречащие монархической модели управления. Даже самые ярые демократы.

Глава 7. Две опоры

Монархия есть власть двух институтов: светского в лице царя и духовного в лице патриарха. Они уравновешивают друг друга, и эффективность этой модели нужно оценивать не по одному правлению, а в совокупности за тысячу лет. Бывают сильные цари и слабые патриархи, бывает и наоборот. Глупо отрицать роль личности, но решающее значение имеет усредненный результат, то есть результат системы. По теории вероятностей монархия даст лучший, по сравнению с любой иной системой, результат.

Чтобы сохранить эту систему, нужно удерживать две фундаментальные и системообразующие точки — трон и алтарь, так называемую симфонию властей. Если выполняется это условие, остальное равновесие достигается само собой. Но чтобы его выполнить, требуется ничем, кроме религии, не ограниченная власть. Иван Со-лоневич пишет: «Самая основная идея русской монархии ярче и короче всего выражена А. С. Пушкиным — уже почти перед концом его жизни: „Должен быть один человек, стоящий выше всего, выше даже закона"». Эта формулировка совершенно неприемлема для римско-европейского склада мышления, для которого закон есть все: dura lex, sed lex (суров закон, но закон). Русский склад мышления ставит человека, человечность и душу выше закона. Не человек для закона, а закон для человека. И когда закон входит в противоречие с человечностью, русское сознание отказывает ему в повиновении.

Монархия гарантирует, что обществом будет править человек, а не закон. Когда закон провозглашается выше общества, это порождает питательную среду для разного рода проходимцев, потому что любой закон изначально несовершенен. Выше говорилось, что на практике власть закона означает власть юристов, что в конечном итоге означает власть тех, кто платит юристам, — капитала. Обратите внимание, что самые крупные кражи совершаются только по закону. Наши заводы и природные ресурсы никто не захватывал силой. Их отняли у народа по закону. Звучит красиво: «суров закон, но закон», но на деле все наоборот, потому что зло, даже если оно всем очевидно, невозможно оперативно запретить в обществе, подчиненном закону. Требуется длительная бюрократическая волокита, согласования и чтения, которые исключают оперативность. Социальный организм остается один на один с хищниками, вооруженными армиями лучших юристов и лоббистами, прекрасно находящими язык с властью.

Любой организм с заторможенной реакцией — не жилец. В мировой практике известно множество случаев, когда демократическое правительство, ясно сознавая, что его страну грабят, ничего не могло сделать, потому что грабили по закону (или пользуясь прорехой в законе). Инцидент с Гельмутом Колем в 1991 году, когда пятая по величине в мире химическая корпорация Dow буквально раздевала бюджет Германии, и никто ничего не мог поделать, ярко иллюстрирует подобный приоритет закона. Еще более известный случай — с Соросом, ограбившим Великобританию на несколько миллиардов. Это только наиболее громкие случаи. А мелким нет числа. Вот власть закона.

У монархии есть недостатки, но, во-первых, они не следствие системы, как у демократии, а во-вторых, любая идея отличается от своего практического воплощения. Мы ставим вопрос не о частностях практики, а о расчетах в теории. Прежде чем строить дом, рассчитывают проект. Представьте, вам принесли на выбор два проекта по строительству небоскреба. Один проект предполагает строить небоскреб из дерева, другой — из железобетона. По расчетам выходит, что деревянный после пятого этажа начнет рушиться, тогда как железобетонный выдержит 100 этажей. Вопрос: какой чертеж выбирать? Разве можно, находясь в здравом уме, выбрать проект деревянного небоскреба, отвергнув железобетонный только потому, что предыдущее строительство железобетонной конструкции провалилось из-за нерадивости строителей или иной непредвиденной случайности? Эти частности не имеют к качеству проекта никакого отношения. Мы прекрасно понимаем, что и при монархии могут быть подвохи. Но обратите внимание — при монархии они могут быть, а могут и не быть, тогда как при выборной системе подвохи будут 100 %, потому что они есть следствие самой системы. Из всех возможных форм правления монархия содержит минимум дефектов.

Любопытно мнение нашего полководца Суворова, который во время разговора с французами, описывавшими преимущества демократического правления, ответил, что любому рулю нужна рука, управляющая им. Когда рулят все скопом, ничего хорошего из этого не выйдет.

Глава 8. Возражение против монархии

Сегодня главным аргументом противников монархии является не логическая база, а эмоции. Например, они утверждают, что монархия устарела. Демократия, которую вытащили из язычества, не устарела, а монархия устарела... Интересно... Люди не понимают, что монархия — это прежде всего принцип управления. А принцип, как вещь нематериальная, не стареет. Например, принцип работы бензинового или электрического двигателя и 100 лет назад, и сейчас, и через 100 лет будет один и тот же. Сам двигатель можно бесконечно совершенствовать, но до тех пор, пока он остается двигателем внутреннего сгорания, принцип неизменен. Это как идея в платоновском понимании. Идея круга не может постареть, к ней даже такое понятие неприменимо. Она живет сама по себе, вне зависимости от реального состояния всех кругов в мире. Если даже уничтожить все круглое, идея круга все равно останется. Говорить о монархии, как об изжившем себя принципе — значит не понимать предмета разговора. Монархические конструкции прошлого рухнули под напором потребительской цивилизации, но из этого никак не следует, что будущие конструкции тоже рухнут. Это как с человеческим организмом, который сегодня не способен противостоять атаке СПИДа, но завтра, возможно, будет способен. Любой организм, и человеческий, и социальный, способен выработать иммунитет против любой заразы. В том числе и против демократии.

Наше общество интуитивно понимает, что должно быть что-то постоянное, не зависящее ни от ловкости политтехнологов, ни от денег, ни от СМИ. Оно потому тяготеет к сильной руке, что видит в ней гарантию стабильности. Английская королева одним фактом своего существования дает ощущение связи времен, хотя это слабое подобие той модели, о которой мы говорим. Одно слово кукольной королевы перевесило экономические соображения, и национальная валюта Англии — фунт — переборола евро. Сам факт, что слово королевы перевесило все аргументы, заслуживает внимания.

Наиболее распространенное возражение против монархии сводится к тому, что при монархии правитель может быть неполноценен. Да, может, но не в нравственном отношении. При демократии нравственно полноценный человек не может даже приблизиться к власти. Неужели нравственно неполноценный хищник лучше нравственно полноценного праведника? Где же логика?

Во-первых, это возражение не против самой системы, а против представителя системы. Из того, что за рулем автомобиля оказался не самый лучший водитель, никак нельзя вывести, что плох сам автомобиль. Использование частных случаев — подтасовка и передергивание. Мы говорим о системе, а не об отдельных ее деталях. Следует думать о способах страховки системы, а не об отказе от нее. Исключить сбои нельзя, но попробовать предусмотреть можно. Главное — уйти от выборов. В противном случае все вновь сведется к популизму.

Русь знала весьма слабых, с человеческой точки зрения, монархов, например, сын Грозного Федор Иванович (1584—1598), или основатель династии Романовых Михаил Федорович (1613—1645); или сын «тишайшего» Алексея Михайловича Федор Алексеевич (1676—1682). Но ни народ, ни страна не ощущали этой слабости. Русь, сохраняя здоровый принцип, на который частности не могли повлиять, росла даже с такими монархами. Известно огромное число случаев, когда великокняжеский престол занимал ребенок, но это не ослабляло княжество. То, что система способна существовать с младенцем во главе, более чем наглядно демонстрирует прочность монархии. Никакая другая система на это не способна, потому что ценность знамени не в качестве материи, а в самом факте наличия знамени.

Опасение, что неполноценный царь может принести много бед, не имеет под собой основания. Даже если это такой сильный царь, как Петр I. Яркое тому доказательство — борьба народа с петровскими реформами. Это была законная и естественная реакция против разрушения всех основ национальной религии и национального уклада жизни. Уже само поведение царя, открыто попиравшего все народные обычаи, было вызовом народу. Когда верхи и низы народа поняли, что Петр рушит основы Московской Руси, в населении укоренилась мысль, что наступает конец света: говорили о пришествии Антихриста. Никто не мог понять, зачем царь велит брить бороды, тогда как по русскому укладу это было грехом. Сам Христос носил бороду, носили бороды и апостолы, бороду должны носить и все православные. Только еретики бреют бороду... Столь же непонятен был приказ сменить русское платье иноземным; мужчинам переодеться в чулки и носить парики. Представьте, что бы было сегодня, если бы всех мужчин заставили носить чулки вместо брюк. Было бы, мягко говоря, возмущение. А теперь увеличьте это возмущение в сто раз, и вы поймете, что творилось тогда на Руси.

По России прокатилась мощная волна бунтов. Первым был бунт стрельцов 1698 года. Затем, в 1705 году, вспыхнуло восстание в Астрахани. В 1707 году казак Булавин поднял восстание на Дону. Бесстыдно врут советские историки, когда пишут, что это был бунт против строя. Никто не предлагал иного строя, кроме монархии. Это был наш, русский бунт, за Веру и Отечество — за Святую Русь. Предки не терпели поношения Веры, Родины. И когда возникал выбор между Верой и жизнью, мы предпочитали расстаться с жизнью, но не с верой. Это доказывает, что монархическая модель — это не пассивные массы в руках одного человека, а настоящий живой организм.

* * *

Есть мнение, что соборный орган (дума, парламент), по сути, тот же монарх. Это бред. Выполнить функцию монарха ни парламент, ни дума не могут, потому что не являются организмом с единой волей. Они выражают множество противоречивых мнений, представляя интересы тех, кто их купил. Любой парламент — это паралитик, не способный сконцентрироваться и встать над схваткой.

Русскую форму монархии (ограниченность самодержца рамками религии) многие ученые признают единственно настоящей формой монархии. Это не абсолютная власть в смысле «что хочу, то и ворочу», а живое продолжение народного организма, система со строгими правилами, которые не позволено нарушать никому, в том числе и царю. Наш царь много чего не мог себе позволить. Например, не мог сменить свое вероисповедание, не говоря о вероисповедании своих подданных. И. Солоневич по этому поводу пишет: «Мысль о том, что московский царь может по своему произволу переменить религию своих подданных, показалась бы москвичам совершенно идиотской мыслью. Но эта идиотская для москвичей мысль была вполне приемлемой тогдашней Европе. Вестфальский мир, закончивший Тридцатилетнюю войну, установил знаменитое правило quius relio, eius religio — чья власть, того и вера: государь властвует также и над душой своих подданных; он католик — и они должны быть католиками. Он переходит в протестантизм — должны перейти и они. Московский царь, по Ключевскому, имел власть над людьми, но не имел власти над душой и традицией, то есть над неписаной конституцией. Так где же было больше правды, в quius relio, или в тех москвичах, которые ликвидировали Лжедимитрия за нарушение московской традиции ?» При монархии царь зависит от системы, а не система от царя.

Глава 9. Теократия

Ради объективности нельзя обойти вниманием еще одну государственную конструкцию — теократию, то есть власть священнослужителей. При всех ее плюсах, мы не можем не замечать фундаментальных и потому неустранимых пороков этой социальной конструкции. Проблема в том, что правящая миром Церковь должна будет совершать действия, противоречащие ее природе: казнить, воевать, торговать и т. д. Все это будет разрушать ее природу, обмирщать и развращать, что и произошло с западной церковью. За относительно короткое время Церковь точно так же, как партия, наполнится не воинами духа, а приспособленцами и корыстолюбцами. Снова вырисовывается демократия, система, от которой мы бежим. Если же Церковь, ради сохранения своей сущности, передаст силовые и исполнительные инструменты в руки светских властей, как это сделала западная церковь, она потеряет реальную власть.

Заключительная глава

Все, что было описано выше, многими будет назавтра забыто, и они вернутся к своим прежним демократическим верованиям. Этот феномен описал Лебон в «Психологии масс». Он говорит: «Толпа всегда имеет только внушенное мнение, и никогда не составляет его путем рассуждения». Особенно ярко это видно на людях, прочитавших эту работу и согласившихся со всеми фундаментальными выводами, но так и не сумевших освободиться от своих установок и перейти от теории к практике, т.е. выстроить свою деятельность сообразно знанию.

То, что многие люди живут на «автопилоте», есть следствие западного образования. Навязывание определенного, мелкого стиля жизни, культивирующего главную мысль, «никуда не суйся», делает наше общество аморфным и беспомощным. Беспомощные оправдания такого стиля жизни, со ссылками на демократию, выглядят и грустно, и забавно одновременно. Люди ссылаются на некие демократические догматы, не смотря на то, что о демократии масса имеет меньше понятия, чем революционные матросы имели о коммунизме. О фашизме, так популярном среди некоторых слоев общества, масса знает не больше. Люди, позиционирующие себя как носители тех или иных взглядов, зачастую понятия не имеют о фундаментальных основах своих утверждений. Из-за этого они были, есть и будут марионетками. Большевики соблазнили матросов лозунгом «грабь награбленное». Фашисты соблазняли игрой на тщеславии, когда можно было стать первым благодаря не талантам и качествам души, а благодаря «правильной» форме носа или цвету волос. Демократы соблазнили обывателей призывом «обогащайтесь», пустопорожней риторикой о «маленьком счастье», правах и свободах. К чему ведут эти лозунги, ни матросов, ни обывателей не заботит. Рассуждения на тему «куда мы идем» никогда не омрачают сознание масс. Они становятся коммунистами, фашистами и демократами, никогда не понимая, что же это такое.

* * *

Идеальной государственной системы не существует. Монархия тоже не идеальна, но, перефразируя Черчилля, ничего лучшего нет. При монархии во главе государства возможна не самая удачная команда, тогда как при любом ином строе во главе будет только неудачная команда. Другой у власти не окажется, потому что естественный отбор не даст. Оценивая в разговорах с единомышленниками ситуацию намного глубже, чем описано здесь, мы ищем оптимальную форму, и ничего, кроме монархии, не находим.

У человечества два пути. Один — отказаться от всякого рассуждения о фундаменте и природе общества, слиться с толпой, охочей до хлеба и зрелищ, и отдаться на волю стихии. Второй — вникнуть в суть дела, в причины наших бед, и восстановить монархию — диктатуру совести, выведенную из религии.

Наша идея — монарх, власть которого ограничена религией. Власть, стоящая на двух ногах — алтарь и трон. Обратите внимание, мы желаем восстановления системы и принципа, а не какой-либо монархической фамилии. Это решение основано на историческом примере. Минин и Пожарский знаменем своей борьбы объявили спасение России, а не воцарение свергнутой династии Годуновых или Шуйских. Успех 1612 года во многом обязан именно такой позиции. Предыдущие попытки сплотить людей под династическими лозунгами провалились на корню. Народ пошел «за Россию», а не «за Шуйских». Мы хотим постараться для России, а не для заранее определенных лиц. Определять монархов — это вообще не наше дело. Наше дело — восстановить систему. Мы открыты для диалога с претендентами на престол, но диалог возможен только в рамках спасения России. Престол не покупается. Кто будет монархом — решать Богу и народу, а не нам с вами. Мы создаем организацию ИДЕИ, а не фамилии, и не берем на себя функций Земского собора. Наша задача — создать условия для возрождения самодержавия. Сначала на Руси, а потом во всем мире. Постепенно, незаметно, в череде как бы текущих сами собой событий.

* * *

Подводя итог сказанному, хотим повторить главную мысль: любая система власти устроена по монархическому принципу. Мы не оговорились, — любая. И демократическая в том числе. Разница только в том, что при монархии на троне сидит представитель Бога, монарх. При остальных формах правления на троне сидит или представитель маммоны, капитал, или представитель небожественной идеи (например, коммунисты). Монархический правитель никогда не скрывает своей власти. Остальные всегда скрывают свою власть, маскируя ее той или иной формой демагогии. Любое общество находится под властью Монарха или Капитала. Выбор сводится к двум направлениям: кого посадим на трон, представителя Бога или представителямаммоны? Все остальные варианты — подвиды первого или второго направления. Так что выбирайте, господа, направление. Все Священные тексты говорят: будете служить Богу либо маммоне. Кому мы будем служить?

Никакие завхозы не помогут ответить на этот вопрос. Хозяйственники и экономисты осмысливают ситуацию в рамках экономики, тогда как ее нужно осмысливать в объеме человечества. Никто, кроме воинов-аристократов, не может взяться за решение этой проблемы, «ибо Царство Божие не в слове, а в силе» (1Кор. 4,20). Мы призываем людей поверить, что не все еще потеряно.

Допустим, мы не правы. Но если так, предложите свою идею. На чем, по-вашему, должна основываться Власть? на СИЛЕ? на ВЫБОРАХ? на РЕЛИГИИ? Или еще на чем-то? Из какого источника она должна исходить? Если у вас есть какой-то иной принцип и вы можете показать его большую эффективность по сравнению с монархией, давайте реализовывать ВАШ принцип. Давайте что-то делать! Но только конструктивно делать, а не ради «просто наворотить делов, а там будь что будет». Это не то, чего все ждут, это слава Герострата. Мы должны искать оптимальную государственную модель, преимущества которой готовы доказать не эмоционально, а логически.

Послесловие

По прочтению Первой книги у читателя может сложиться странное впечатление. С одной стороны, принципиально возразить нечему. Мы вскрыли догматы демократии, и оказалось: «А король-то голый!». Стоило развернуть понятие «выбор», и оказалось, что выражение «народ выбирает», по смыслу равносильно фразе «народ глубоко анализирует ситуацию, делает сравнительную аналитику, на основании которой дает заключение». С другой стороны, человеку не свойственно расставаться со своими убеждениями. Он к ним привык, они стали ему родными, и вдруг раз, все неправильно. Получается, зря жил… Сама природа протестует против этого.

Мы рекомендуем вернуться к книге спустя некоторое время, когда уйдут эмоции. Если прочитанное показалось вам глупостью, назовите это бредом, и живите прежней жизнью, на «автопилоте». Это тоже здорово. По крайней мере, все понятно и объяснено.

Во-первых, мы хотели доказать в этой работе, что демократии нет и не может быть в природе. Мы сделали это. Из всех ядовитых критиков, читавших нашу работу, не нашлось ни одного конструктивного возражения по главному тезису — неспособности народа выбирать власть.

Во-вторых, мы хотели показать, что любая модель общества есть монархия. Вопрос лишь в том, представитель какой силы оказывается на троне. Миром властвует или Бог, или маммона. Всякое правительство, похоже на наемного управляющего, поставленного в определенные условия. Никто не опроверг мысль, что в отсутствие Бога миром начинает править маммона (рынок). Это мы тоже сделали. Все признали абсолютную зависимость светского общества от Рынка. Эмоциональные возражения наших оппонентов тают перед нашими аргументами, «яко тает воск от лица огня».

Некоторое недоразумение возникает по поводу реализации постоянной власти на практике, особенно на момент переходного периода. Что же получается? Неужели людям, обокравшим свой народ и страну, нужно дать постоянную власть. Кажется, это противоречит всякой логике. Да, противоречит, согласны. Но перед лицом надвигающейся опасности, когда нужно «день простоять да ночь продержаться», надо отказаться от всех видов эмоций и мыслить реальными категориями.

* * *

Один человек, даже самый честный, умный и способный, не в состоянии управлять крупным объектом. Управление парусником требует участия нескольких десятков человек. Управление авианосцем требует нескольких сотен человек. Управление государством требует несколько тысяч человек. Таким крупным государствам как США, Россия, Китай и т.д. для управления требуется несколько десятков тысяч человек. Речь идет именно о руководителях. Исполнителей нужно еще больше, сотни тысяч и даже миллионы.

В критической ситуации требования к команде резко повышаются. Количественных показателей уже недостаточно, требуются качественные. Нужны не просто тысячи руководителей, нужна команда единомышленников, людей, сплотившихся не вокруг елейных благопожеланий и общих мест, а вокруг конкретной идеи. Например, как большевики, люди, способные умереть за свои слова. Несколько тысяч таких «железных» людей, сплоченных в единое целое, смогут управлять Россией в кризисной ситуации.

Теперь скажите, положа руку на сердце, есть ли в России команда, сравнимая по потенциалу с большевистской командой? Команда, собравшая людей в монолит вокруг идеи. Людей, готовых идти за свои слова в бой, на страдания и даже на смерть?

Если не лукавить, ответ однозначный — ничего подобного близко нет. Вместо носителей идеи есть «говорящие головы» с набором общих слов и благолепной риторикой, за которыми угадываются корыстные желания. Коммерсанты и чиновники, нарегистриро-вавшие кучу партий, в рядах которых официально числится не менее 50 тысяч человек, похожи на мамаш, у которых живого ребенка заменяет свидетельство о его рождении. Вместо реальных людей у них подписи, 50 000 подписей по 10—20 рублей за каждую. Вместо идеи — спонсоры, оплачивающие выборы в обмен на лоббирование тех или иных интересов.

Жалкое, плачевное зрелище. Благопожелания, пустая риторика, спекуляция на раскрученных брендах, закулисные переговоры вокруг распределения портфелей, торговля местами, голосами, услугами — вот стандартный «джентльменский набор» современной партии. Даже при самом скудном воображении легко представить, какие люди и с какими целями туда стягиваются. Даже при самом богатом воображении нельзя представить, как они могут вывести страну из кризиса.

Внимание, вопрос: кто в здравом уме и твердой памяти скажет, что эти команды способны решить проблемы России? Никто. Нужной команды в России нет, и в ближайшее время не появится. На это требуются годы идейной борьбы и лишений. Никакая парламентская говорильня таких людей не даст, чему подтверждение нынешнее состояние всех современных дум, парламентов и партий.

Если даже существует какая-то тайная команда из десятка-другого честных людей, объединенных не желанием прорваться к бюджету и власти, а крепкой идеологией и достаточным ресурсом, они ничего не решат. Если даже, допустим, они получат власть, страна будет напоминать гигантский парусник, которым пытается управлять команда из трех человек, тогда как только для постановки паруса нужно в десять раз больше людей. Развитие событий по такому сценарию принесет анархию. Фактически честными намерениями будет совершена разновидность «оранжевой революции».

Это не эмоции, это факты. Как бы ни было горько признавать это, но если существующую команду завхозов сменит новая команда таких же завхозов, ситуация ухудшится.

Раз в России нет настоящей команды, которой можно доверить постоянную власть, разумно пойти на компромисс. Нужно сделать все, чтобы не допустить новых катаклизмов, которые гарантированы с приходом любой новой команды. Любая новая власть по необходимости будет сбродом, объединенным идеей личной выгоды. Украина, Грузия, Киргизия и прочие страны, где к власти пришло новое правительство, демонстрируют весь ужас положения. И это только начало.

Выбирая из двух зол худшее, мы вынуждены признать, как бы против этого не возмущалась душа, что резкая смена правящего слоя в сложившихся условиях вызовет процессы, описанные в самом начале работы, когда рассматривалась оранжевая угроза.

Учитывая все сказанное, раз у нас нет сил остановить разрушение, самым оптимальным вариантом является… сохранение нынешнего темпа разрушения. Главное — не допустить резкого увеличения этого темпа. Кутузов сдал Москву, и победил. Если бы он пошел «в лоб», то потерял бы Россию.

Нам нужно выиграть время, чтобы успеть создать настоящую команду. И только потом, при наличии такой команды, можно делать громкие заявления и резкие движения. До этих пор любая активизация будет означать профанацию и дискредитацию идеи.

* * *

Разумеется, мысли о необходимости сохранить нынешнее плохое правительство не означают, что его нужно сохранить на 100%, в полном составе. Было бы хорошо, если бы правительство отказалось от явно вредных фигур и смешных заявлений, что у них нет политических и идеологических предпочтений, что они просто за все хорошее. Правительство должно понять, что главная его функция есть не заведование хозяйством, а определение направление, то есть идеология.

Слова о том, что правительство должно делать, а чего — нет, выглядят пустым звуком. Нет никаких оснований думать, что наши пожелания кто-то бросится исполнять. Люди, в чьих руках сегодня судьба страны, по уши завалены политической текучкой и своими проблемами. Ничего они делать не собираются хотя бы потому, что сами являются заложниками системы. Надежда, что они вообще найдут время серьезно познакомиться с этой работой, невелика. В лучшем случае просмотрят текст по диагонали. В среднем варианте помощники прочитают. В худшем вообще оставят без внимания.

Чтобы пожелания начали реализовываться, нужен стимул. Мы — единственная сила, обладающая непротиворечивой идеологией и тенденцией к росту. Один факт нашего включения в процесс сопротивления западной агрессии означает наше участие в будущем правительстве. Мы сами должны делать то, к чему призываем. Осторожно, не совершая резких движений, мы будем участвовать в построении нового общества. О том, как мы видим это на практике, будет рассказано во Второй книге.

Чтобы не превращать работу в толстый фолиант, многие проблемы не затрагивались. Относительно проблем, которые нам кажутся ключевыми, целесообразно высказаться в отдельной работе. Вопросы религии, экономики, школы, обороны, науки, СМИ, промышленности, национальный вопрос, размеры городов, терроризм, рождаемость, здравоохранение, пенсии, социалка и прочее, оставлены до следующего раза. Геополитические вопросы тактического значения, например, отношения с такими нашими стратегическими партнерами как Индия или Южная Америка, будут рассмотрены в следующей работе. Упор сделан на главную проблему, — природу власти. Из нее следует все остальное.

Приглашение к действию

Есть такое правило: ударил в набат, говори, что делать. Если раньше человек, прочитавший, например, «Искру», приходил в редакцию и говорил: «Я все разделяю ваши убеждения, хочу быть с вами», его не посылали, куда подальше. Его приглашали встать в единый строй. Сегодня такому человеку в редакции говорят: «Все понял? Тогда иди на кухню и водку пей с горя.» Максимум, советуют их газеты-книги покупать чаще.

Россия — наше дело. И никакими технологиями, культивирующими мысль, что участвовать в судьбе своей страны, это политика, а политика, это грязное дело, нас с толку не сбить. Судьба нашей Родины, это нашего ума дело. Понимаете, нашего, а не иностранного.

Мы призываем всех, кто разделяет Идею, обозначенную в Первой книге, и Способ достижения идеи, указанный во Второй книге, самим начать реализовывать написанное. Не ждать, когда образуется какая-то партия, к которой потом присоединиться. Не ждать какого-то непонятного чуда, а начинать действовать. Набраться духу и действовать изо дня в день, из года в год, день и ночь.

Мы действуем. Проанализировав свой и чужой опыт, мы сформировали технологию современного сопротивления. Мы готовы предоставить ее каждому, кто способен действовать не в качестве наемного работника, а в качестве организатора и лидера. Нужны свободные, способные задать импульс и направление. Остальные на этапе становления бессмысленны.

Времена массовых партий прошли. Будущее за новой формой действия.

Кто имеет реальное желание действовать, и хотел бы ознакомиться с предлагаемой нами технологией, предлагаем сделать запрос по адресу: project2008@mail.ru

17 августа 2005 года